Ее последних минут не
видел никто. К ней вошли, - она лежала тихо, будто заснула. Неприкрытые
тусклые зрачки были устремлены к образку спаса.
На следующий день сторожившие ее гарнизонные инвалиды Петропавловской
крепости вырубили, при помощи ломов и кирок, на внутреннем, обсаженном
липками дворике Алексеевского равелина глубокую яму и тайно от всех зарыли
в ней тело умершей, закидав ее мерзлою землей. Инвалидный вахтер Антипыч
сам от себя посадил над этой могилой березку... Прислугу арестантки,
горничную Мешеде и шляхтича Чарномского, по довольном опросе и взятии с
них клятвы о вечном молчании, отпустили в чужие края.
Отец Петр проведал о кончине арестантки по слезам и некоторым намекам
кумы, обер-комендантши. Он сказал себе: "Узницы тьмы, долгою нощию
связаны, успокоил вы господь!" - и без огласки отслужил у себя в церкви
панихиду по усопшей рабе божией Елисавете, причем на проскомидии, в помин
ее души, вынул частичку из просфоры.
- По ком это, крестный, вы служили панихиду? - спросила священника
Варя, увидев у него на столе эту просфору.
- Не известная тебе особа, многострадальная!
- Да кто она?
- _Аз раб и сын рабыни твоея_, - ответил загадочно отец Петр, - все мы
под властью божьей, мудрые и простые, рабы и цари... _сокровенная притчей
изыещет и в гадании притчей поживет_!..
Фельдмаршал Голицын долго обдумывал, как сообщить императрице о кончине
Таракановой. Он взял перо, написал несколько строк, перечеркнул их и опять
стал соображать.
"Э, была не была! - сказал он себе. - С мертвой не взыщется, а всем
будет оправдание..."
Князь выбрал новый чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и,
тщательно выводя слова неясного, старческого почерка, написал:
"Всклепавшая на себя известное вашему величеству неподходящее имя и
природу, сего четвертого декабря, умерла нераскаянной грешницей, ни в чем
не созналась и не выдала никого".
"А кто из высших проведает о ней и станет лишнее болтать, - мысленно
добавил Голицын, кончив это письмо, - можно пустить слух, что ее залило
наводнением... Кстати же, так стреляли с крепости и разгулялась было
Нева..."
Так и сложилась легенда о потоплении Таракановой.
Пробившись без успеха еще некоторое время по присутственным местам,
Ирина Львовна Ракитина убедилась в безнадежности своего дела и уехала с
Варей обратно на родину. В Москве она пыталась лично подать прошение
императрице. Это было в том же декабре 1775 года, накануне возвращения
Екатерины в Петербург. Прошение Ирины было благосклонно принято, но в
суете придворных сборов, очевидно, где-нибудь затерялось, и потом о нем
забыли. По нем не последовало никакого решения и ответа. Хотела Ирина в
Москве навестить графа Орлова - ей это отсоветовали.
Возвратясь в Петербург, императрица подробнее расспросила Голицына о
кончине узницы и, как старик ни старался смягчить свой рассказ, поняла,
какая драма постигла ослепленную жертву чужих видов. |