|
Князь не узнал его. Бравый, молодцеватый фронтовик-служака, Чернышев, не смущавшийся на своей должности ничем, был взволнован и сильно бледен. - Бедная, - прошептал фельдмаршал, идя с Чернышевым, - ужели умрет?.. Был доктор? - Неотлучно при ней, с вечера, - ответил Чернышев, - недавно началась агония... бредит... - О чем бред? Говорите! - опять всполошился князь, склоняя голову к Чернышеву. - Были вы у нее, слышали? Бред о чем? - Заходил несколько раз, - ответил обер-комендант. - Твердит непонятные слова - слышатся между ними: Орлов... принцесса... mio caro, gran Dio... [мой дорогой... великий боже... (ит.)] - Ребенок? - спросил, смигивая слезы, князь. - Жив, ваше сиятельство, - на руках кормилки... супруга... жена-с хорошую нашла. - Заботьтесь, сударь, чтоб все было, понимаете, чтоб все, - внушительно и строго проговорил фельдмаршал, подыскивая в голосе веские, начальнические звуки, - по-христиански, слышите ли, вполне... И на случай, здесь же... в тайности, понимаете ли, и без огласки... ведь человек тоже, страдалица. Князь еще хотел что-то сказать и всхлипнул. Горло ему схватили слезы. Он качнул головой, оправился и, по возможности бодрясь, твердо вышел на крыльцо. Здесь он взглянул на хмурое серое небо, заволоченное обрывками облаков. Над равелином, в вихре падавшего снега, беспорядочно вились галки. Полусорванные смолкшею двухдневною бурей, железные листы уныло скрипели на ветхой крыше. Фельдмаршал, кутаясь в соболий воротник, сел в карету и крикнул: - Домой! "В прежние наводнения, - рассуждал он, - не раз заливало казематы; теперь господь помиловал ее, бедную. Да, по всей видимости, - мысленно прибавил он себе, - несчастная - игралище чужих, темных страстей. Самозванка ли, трудно решить. Так ее величеству и отпишу... ее смерть падет не на наши головы..." Карета быстро неслась по свежему, падавшему снегу, обгоняя обозы с дровами и сеном, щегольские экипажи и одиноких пешеходов, озабоченно шагавших сквозь снежную завируху. Мелькали те же дома, церкви, те же мосты и вывески, к которым старый князь, с хлопотливою, деловою озабоченностью начальника северной резиденции, приглядывался столько лет. Вот и дом полиции, у Зеленого моста, на Невском, и собственная квартира фельдмаршала. Тяжело было на его душе. "А что, если она и впрямь не самозванка?" - вдруг подумал фельдмаршал, завидев у моста на Мойке место бывшего Елисаветина Зимнего дворца и далее, по Невскому, Аничковы палаты Разумовского. Голицыну вспомнилось прошлое царствование, тогдашние сильные люди, связи, его собственные молодые годы и все, что унеслось с теми невозвратными годами и людьми. Вечером, четвертого декабря 1775 года, княжна Тараканова, dame d'Azov, Али Эмете и принцесса Владимирская - скончалась. |
