Существует шкала коматозных состояний, и самая глубокая кома соответствует гибели нервной системы. Проводят тесты, чтобы определить состояние пациента. Выходит он из комы или нет.
‑ Спасибо тебе, Тома.
‑ Не за что. До скорого.
Брюс изложил содержание разговора Левин, когда они возвращались на Набережную. На середине моста Сен‑Мишель Брюс вдруг остановился. Именно сейчас ему необходимо попытаться выстроить факты, которые утекают у него между пальцев. Галлюцинации Антонена Мориа находят отклик. Это очевидно. Точно так же, как находят отклик истории его коллег. «Положил я на смерть, положил на небо, положил на ненависть», ‑ говорил парень из квартала Сталинград, но его голос теперь звучал гораздо слабее, чем голос Антонена. Брат погибшего ученого превзошел всех остальных. Он ‑ пифия. И его надо слушать. «Эта история с Антоненом так будоражит меня, потому что перекликается с образом, который преследует меня самого, ‑ подумал Брюс. ‑ Образом Орфея, спускающегося в ад». Он зажег сигарету, несколько секунд смотрел, как она горит, потом сказал Левин:
‑ Антонен говорит о реке, к которой не надо приближаться, потому что можно обжечься.
‑ И о лицах из страны мертвых.
‑ Он видел все это во сне, когда выходил из коматозного состояния.
‑ И теперь он в это верит.
‑ Эти истории о реке, о мрачной стране, о привидениях ‑ все это есть в общечеловеческих мифах. Ничего удивительного в том, что свидетельства людей, избежавших гибели, схожи. Я думаю, Мартина, люди бессознательно пользуются легендами, которые знают с детства.
‑ Да, конечно.
‑ Но в показаниях Антонена Мориа есть нечто, не похожее ни на что, ранее известное.
‑ Когда он говорит, что его брат заставил его вернуться.
‑ Точно. Я думаю, что здесь надо покопаться.
‑ И как ты собираешься это сделать?
‑ Прежде всего надо позвонить в Риваж ‑ тот самый реабилитационный центр, куда был помещен Антонен Мориа.
‑ Ты полагаешь, что какой‑нибудь врач вспомнит его?
‑ У нас нет ничего другого, Мартина.
‑ Только предположение. Что Кобра, убив троих, на этом не остановится.
‑ Вот именно, ‑ сказал он. На лице его появилась легкая и какая‑то грустная улыбка.
Она подумала о том, что тучи, портившие ему настроение, рассеялись и что ей нравится его полуулыбка, похожая на обещание.
А он ‑ о том, что ему нравятся ее упрямство и энергия. Что, наверное, это заразительно. И спасительно. По крайней мере на десять минут. Что вернуться в ресторан и закрыться там с ней в туалете доставило бы ему безумное удовольствие. Но это слишком вульгарно. И что им надо поймать кобру. Пресмыкающееся, обладающее королевским достоинством, которое может раздувать свой капюшон так, как ему захочется, и расширять устрашающие очки на чешуйчатой коже. Пресмыкающееся, которое, даже когда посылает вам в глаза смерть, выглядит по‑королевски.
30
Он решил приготовить лапшу с острым соусом. Вкусно и недорого. Ну много ли стоят двести граммов макарон, кусочек свиного сала, кусочек пармезана, яйцо и ложка сливок? А результат превосходный, и у Шарлотты сложится впечатление, что он голову себе сломал, думая, как бы доставить ей удовольствие. На десерт будет яблочный компот домашнего приготовления и настоящее итальянское вино. Феликс Дарк откупорил бутылку, чтобы вино немного подышало, и принялся натирать пармезан. Шарлотта придет не раньше чем через час, у него есть время приготовить все ингредиенты, сервировать стол и даже прибрать квартиру.
Сегодня вечером все должно быть красиво. Феликс намеревался сделать Шарлотте предложение. Потом ей придется сделать выбор: либо они принимают приглашение его матери и отчима и едут попытать счастья в Калифорнию, либо остаются в Париже, продают квартиру на Монтань‑Сент‑Женевьев и покупают себе новую. |