-  А что, во дворце своих трубочистов нет? - удивился я.

    -  А кто его знает, может, есть, а может, и нет, у нас тама всякого люду богато, ничё точно не известно.

    -  Трубы-то кто у вас чистит? - продолжал любопытствовать я.

    -  А кто его знает, кто там чего чистит, тебе-то чего? Заладил, как поп, чистют - не чистют. Которые знаемые, так тех я знаю, а которые незнаемые, тех не знаю. У нас, брат, главные опосля батюшки царя, знаешь кто?

    -  Вестимо, истопники, - сказал я.

    -  То-то же! Энто понимать надо. Мы, почитай, самые наипервейшие и главные, без нас, брат, беда. Потом всякие другие идут, - запел привычную песню Евпатий и принялся перечислять весь обслуживающий персона дворца от горничных до прачек.

    -  Ты-то сам всех слуг во дворце знаешь? - задал я интересующий меня вопрос, имеющий принципиальное значение.

    -  Кого как, - кратко ответил царев слуга. Потом вновь пошел по кругу. - Которые знаемые, тех ясное дело знаю, а которые незнаемые, те сами по себе.

    Один мой знакомый из XX века, работавший на поливальной машине, на спор въехал на ней в Кремль в самые застойные, КГБшные времена. Он ранним утром пристроился к поливалкам, моющим Красную площадь, и беспрепятственно проследовал за ними в святую цитадель нашей тоталитарной родины. Охрана, понятное дело, даже не чухнулась. Думать, что в патриархальные времена праздные лейб-гвардейцы бдят лучше советских чекистов, было бы просто смешно. И я решил использовать единственный представившийся реальный шанс добраться до Али.

    -  Ладно, пойдем чистить печи!

    На том мы с истопником и порешили. Однако от пьяной похвальбы до проникновения в логово самодержавия путь оказался не легкий и не близкий. Мне пришлось еще три вечера пропьянствовать сначала с Евпатием, а потом с его родственником и начальником, как он себя самозвано величал: «Обер-истопником двора Его Императорского Величества», которому хитрый и жадный Евпатий представил меня как знатнейшего трубочиста.

    За лафитниками казенной водки мы важно обсуждали проблемы печного дела, качество дров, значимость новых друзей для Российского государства и прочие интереснейшие, но не животрепещущие для меня проблемы.

    Из разговоров, я уяснил, что истопники в печном деле ничегошеньки не смыслят, во дворце полная неразбериха в коммунальном хозяйстве, и никто толком не знает круга своих обязанностей.

    Печи в свое время выкладывали немецкие мастера. При матушке Екатерине их оставили в штате для чистки и ремонта; своим же умельцам доверялась только топка. С восьмидесятых годов, когда Зимний перестали использовать для жилья царской фамилии, печами никто толком не занимался.

    Павел к тому же начал экономить деньги, сократил штат прислуги, и теперь никто ничего не знает, и никто ни за что не отвечает. Порыв Евпатия почистить печи и трубы летом, когда про такое и думать-то русскому человеку смешно, вызвал у обер-истопника самое искреннее удивление, даже сомнения в его нормальности.

    Когда же мы вдвоем за бутылками водки уговорили его, что заняться профилактическими работами теперь самое время, у Евпатиева благодетеля возникло подозрение, что сельский родственник хочет его подсидеть. Однако съеденная вместе соль и, главное, выпитая водка, убедили старшего истопника в чистоте наших намерений.

    Оказалось, что эти несостоятельные сомнения были единственным реальным препятствием на моем пути в тайные покои. Наивный обер-истопник даже не удосужился полюбопытствовать, в чем, собственно, состоит мой интерес, и что мне за дело до чистки дворцовых дымоходов.