Я пространно пересказал книжку про печи и камины, которую прочитал, когда делал печь у себя на даче. Император внимательно слушал. Похоже, ему было интересно.

    -  Откуда ты всё это знаешь? - поинтересовался он, когда я замолчал.

    -  Из специальной литературы, - опрометчиво ляпнул я. Меня в тот момент интересовала не любознательность царя, а стоит ли использовать наше знакомство для решения Алиного вопроса.

    -  Так ты умеешь читать? - удивленно спросил Павел.

    -  Слегка, по складам…

    -  А говоришь гладко… Может, ты и французский язык знаешь?

    -  Чего не знаю, того не знаю. Разве что отдельные слова.

    Павла мой ответ не удовлетворил. В глазах его появился тревожный блеск.

    -  А про якобинцев и жирондистов знаешь? - вкрадчиво поинтересовался он.

    -  Это, кажется какие-то французские группировки? - уточнил я, плюнув на излишнюю осторожность. - Слышать слышал, но кто они такое и чем занимаются, не интересовался. Говорят, что они просто болтуны. Не беспокойтесь, ваше величество, в России эти идеи не приживутся.

    -  А ты почем знаешь? - спросил царь, со всё большим вниманием глядя на меня.

    -  Про французские идеи не знаю, а вот про Россию знаю. Народ у нас для демократии не созрел, у нас доброго царя любят.

    -  А я какой? - поинтересовался царь.

    Меня прямо черт подталкивал сказать «странный», но благоразумие победило, и я пошел на прямую, грубую лесть:

    -  Я вас и имел в виду, ваше величество.

    -  Я не добрый, - подумав, объявил император. - Я строгий, но… справедливый. А теперь объясни мне, откуда ты, смерд, знаешь грамоту и греческие слова?

    -  Какие такие греческие? Я вроде с вами по-русски говорю.

    -  А «идея», а «демократия»? Лукавишь, лукавишь, раб!

    Эпитеты, которые в мой адрес употребил император, меня разозлили.

    «Да, пошел, ты! - подумал я. - Сам-то ты кто такой!» К тому же я уже столько наговорил, что мне всё равно придется отступать из дворца с боем. «В крайнем случае, возьму его в заложники или пришибу», - решил я, глядя на субтильную фигурку и тонкую шею монарха. Страха перед «помазанником» я не испытывал.

    -  Я не раб и не смерд, - строго сказал я, прямо глядя в настороженные, готовые вспыхнуть очи императора.

    Павел, встретив «дерзкий» взгляд, попытался подавить меня своей нервной яростью. Я не испугался. Это оказалось для него так непривычно, что он первым отвел глаза. Похоже было, что царь сам слегка струхнул. Он непроизвольно отступил на несколько шажков.

    -  Тогда кто вы такой? - спросил он, перейдя на «вы» и косясь по сторонам.

    Естественно представляться ему я не собирался, а потому вспомнив, что Павел Петрович был масоном и кавалером Мальтийского ордена, нагло соврал:

    -  Я вольный каменщик!

    Так называют себя масоны. Услышав о каменщиках, царь подобрел лицом, и из глаз его исчезла тревога.

    -  Что же ты раньше не назвался, брат?

    -  Это тайна, которую не должен был знать никто, даже вы, ваше императорское величество, - я начал блефовать и импровизировать. - Тем более что здесь я нахожусь просто как трубочист.