Крик раздался слева. Ингрид отступила. Левую руку пронзила острая боль. Она взмахнула битой, почувствовала что‑то твердое и услышала приглушенный стон. Пучок света плясал на сочащихся влагой стенах, отражался от жестяных листов. Ингрид обнаружила, что ее бита в крови. А лицо противника напоминает жуткую маску, с которой стекает что‑то алое. Она подумала, что ранила его. Он поднял биту.

– БРОСЬ ЭТО ИЛИ Я СТРЕЛЯЮ! – крикнул кто‑то, невидимый за светом карманного фонаря.

Громила замер в нерешительности. Прогремел выстрел, свет фонарика описал зигзаг, а биту разнесло в щепки. Он упал на колени, положив руки на затылок.

– Так‑то лучше, – продолжал тот же голос.

Ингрид услышала характерный щелчок наручников. Она узнала Саша Дюгена. Его белая рубашка, на которой выделялась бежевая кобура, была в крови. Сперва Ингрид испугалась, но потом сообразила, кто пленник: тот самый, которого разукрасила Нора.

– А это что за гадость? – буркнул Дюген, потерев рубашку ладонью.

– Слава богу, простая краска, – отвечала Ингрид. – Нора немного перенервничала…

Дюген посмотрел на нее и, убирая пистолет в кобуру, обратился к громиле:

– Кодовый замок на входной двери не тронут. Так что давай рассказывай, как вы сюда пробрались, да поживее.

Парень вгляделся в лицо Дюгена и предпочел сказать правду:

– Через подземный вход.

– Показывай.

Ингрид пошла за ними. Они углубились в узкий проход, потом громила показал на потолок, откуда пробивался лучик света. Дюген ощупал стену и обнаружил веревочную лестницу.

– Говори.

– Забитый колодец. Он выходит в монастырский сад. Через него мы и прошли. Пришлось только разрезать решетку между общиной и садом.

– Кто тебе сказал?

– Никто.

– Ты все равно расколешься. Но уже перед дружками. Так что если не хочешь прослыть стукачом…

– Я заходил сюда осмотреться. Днем здесь проходной двор. Я назвался любителем искусства. Но не я один здесь околачивался. Был еще светловолосый толстяк, вернее, рыжий толстяк. Короче, рыжий блондин.

– Напряги извилины.

– Ну в общем, высокий и толстый.

– Толстый или накачанный?

– И то и другое, а одет как садовник, в резиновых сапогах. Я следил за ним. Какое‑то время он разгребал завал, потом нашел проход и сам колодец. А после, уж не знаю зачем, он снова все завалил. Ну а я прикинул, какой мне от этого толк.

– Кто тебя нанял?

– Момо.

– Момо?

– Момо из квартала Сталинград. Но он только связной.

– А он, часом, не связан с неким Жильбером Марке?

– Колите меня перед кем хотите и сколько хотите, больше ничего не вытяните. Момо рассказал мне самую малость. Я навожу шухер, где мне скажут.

– Чудо что за философия, – заметил Дюген, подталкивая его к выходу.

Ингрид пошла за ними следом, держа в руках перепачканную краской биту. Выяснилось, что Норина алая краска поставила жирный крест на ее топике и башмаках.

И снова они оказались в коридоре на первом этаже. К ним бросились лейтенант Николе и два полицейских в форме:

– Шеф, вы ранены?

– Успокойся, это краска. Забирай‑ка нашего горе‑ниндзя и свяжись с ребятами из Девятнадцатого округа. Господа работают на некоего Момо из квартала Сталинград.

– Понял. А ее куда? – осведомился Николе, указывая на Ингрид.

– Ею займусь я, – отрезал Дюген.

– Я заберу у нее биту, а то мало ли что.

Ингрид позволила себя разоружить.