Даже один голос стоил того, чтобы его послушать: он напоминал бархатный язык, медленно скользящий по нежной шее.
– Никто в особенности, – отвечала Лола. – Вы очень популярны в Новом Орлеане.
Эва словно ее и не слышала. Она пристально смотрела на Ингрид.
– Я задала вам вопрос, – сказала она ей, туша сигарету.
– Послушайте, я вовсе не желаю вам зла. Я просто хотела, чтобы вы помогли мне связаться с Шарлиз. Как знать, не подскажет ли она мне что‑нибудь насчет Брэда, Бена и Джулии.
Выражение лица Эвы Мендес похолодело еще на градус. Она обернулась к балкону:
– Джад, Мак. Идите‑ка сюда.
Первому на вид не больше двадцати, длинные светлые волосы, сломанный нос, второму уже под тридцать – чеканное лицо солдата‑латиноса того же оттенка, что и камуфляжные военные штаны, а глаза – Эвы Мендес. Молодые люди выглядели не более добродушными, чем их матушка.
– Эти мерзавки пытают меня насчет Шарлиз, а сами лапшу на уши вешают, – бросила Эва мелодичным голосом, словно декламируя оду весне.
Мужчина с фиалковыми глазами шагнул к Ингрид, вытаскивая револьвер из‑за пояса. И непринужденно прицелился.
– Не стоит принимать все так близко к сердцу, – сказала Лола. – К чему эта артиллерия?
– Мак делает что пожелает, а ты бы заткнулась, – проворковала Эва. – Пусть говорит твоя подружка.
– Нам говорили, что вы женщина с характером, но это еще очень мягко сказано, – бросила Ингрид.
В два прыжка белокурый Джад подскочил к ней и отвесил две увесистые оплеухи.
– Будешь обзывать маму, я тебе все кости переломаю.
– Давайте определимся: вы хотите, чтобы она говорила или молчала? – спросила Лола, чтобы потянуть время.
Но даже если ей это удастся, она сомневалась, выпутаются ли они из этой истории. Она уже сожалела, что уговорила два «Секса на протоке». В результате чувство опасности притупилось. Они вляпались по полной. Милая Луизиана уже не казалась такой милой, какой ее себе представила Лола, познакомившись с едоками Ро'Воу и поварами джамбалайи. Ей послышался глухой стук в прихожей. Еще несколько ударов, и женский голос выкрикнул: «ПОЛИЦИЯ». Голосовые связки сержанта Камерон Джексон не обладали бархатистостью, мягкостью и мелодичностью, присущими голосу миссис Эвы Мендес – королевы блюзов, сигарет с эвкалиптом, головных уборов из стразов и матери целого выводка ядовитых змей, но именно сейчас Лоле Жост эти звуки показались прекраснее всего на свете.
Мак спрятал револьвер в бар и пошел открывать. Вернулся он, пятясь и подняв руки. Сержант Джексон вновь извлекла свой «смит‑вессон» и направила его прямо в грудь латиносу. Но ему, похоже, было не привыкать. Джексон приказала Кудряшке выйти из кухни и, несмотря на ее нежный возраст, обыскала с ног до головы, как и всех присутствующих. Ингрид подбородком указала ей на бар. Джексон нашла револьвер Мака и спросила у Эвы Мендес, с чего та вздумала взять своих гостий на мушку.
– Я оплакиваю сына, а эти бабы заявились сюда доставать меня, – ответила она с привычной вкрадчивостью.
– Вранье, – сказала Ингрид. – Мы вели себя вежливо.
Джексон достала рацию и с безнадежным видом второй раз за день вызвала подкрепление.
– Я только и хотела, чтобы она помогла мне найти Шарлиз.
– Дура ты набитая, я много лет не видела Шарлиз, – процедила Мендес.
– ЭТО ИЗ‑ЗА ШАРЛИЗ УМЕР ДЖИММИ! – выкрикнула Кудряшка.
Губы у нее дрожали. Все обернулись к ней, пока Джад не встал и не отвесил ей две звонкие оплеухи. Девчушка разрыдалась.
– Не трогай сестру, скотина, – прошипела его мать. |