– Спасибо за стрелку на Святом Людовике номер два. Мы в восторге.

– Вылетело из головы. Только не сердитесь.

Ингрид заставила его подняться. Она обнаружила, что он на десять сантиметров ниже ее, и обыскала его карманы.

– Девочки, вам придется освежить мне память. Что‑то я запамятовал, зачем вы хотели меня видеть.

– Интересуемся семейством Фрэзер.

– Да я их почти не знаю.

Лола направилась к красивому бару из красного дерева, накрытому гравированным стеклом. Между двумя грязными бокалами и бутылкой виски виднелись следы белого порошка. Она приложила к нему палец и лизнула.

Пуки изменился в лице. Ему было здорово не по себе.

– «Шерами‑Мэнор» – очень почтенное заведение. Девушка в синем платье может сойти за туристку, но вот белый порошок не сойдет за сахар, сечешь?

– В общем, да.

– Не знаю, как ты платишь за номер в «Шерами‑Мэнор», но если я шепну пару слов директору, боюсь, тебя выставят на улицу…

– Не надо меня пугать. Мы с Энди большие друзья. Я плачу за номер, рекламируя его отель знаменитостям. Когда Мадонна или Дженнифер Лопес приезжают в Новый Орлеан, я рекомендую им «Шерами‑Мэнор»…

– Потрясающе, – оборвала его Лола. – А теперь о Фрэзерах.

Чтобы обрести память, Пуки пришлось протрезветь. О загадочной как сфинкс Шарлиз Ингрид с Лолой так ничего и не узнали, но выяснили, что та, кого Камерон Джексон называла Эвой, по‑прежнему держит джаз‑ и блюз‑бар в Верхнем Французском квартале: «Спайс», на перекрестке Бёрбон и Тулуз‑стрит, купленный в семидесятых годах на денежки Шермана Фрэзера.

– Но вас она встретит не так ласково, как меня. Эва – женщина с характером. Когда на город обрушился потоп и какие‑то отморозки хотели разграбить «Спайс», Эва со своим племенем, вооружившись обрезами, выставила их вон. Одному даже не удалось уйти.

– Что за племя? – спросила Лола.

– Эва Мендес всегда жила на полную катушку. У нее было немало Шерманов. И от каждого она рожала детей. Я бы с удовольствием сделал ей ребенка. С годами она малость раздалась, но по‑прежнему красотка. В ней течет испанская, креольская и бог знает какая еще кровь: фиалковые глаза и голос колдуньи.

– Колдуньи? – удивилась Ингрид.

– Да, но только колдуньи вуду.

36

Лола не пожалела, что выложила за номер двести долларов. «Шерами‑Мэнор» и бар колдуньи вуду разделяли всего несколько минут ходьбы. Они дождались, пока стемнело, прежде чем покинуть прекрасный отель. Дневной ветерок сменила удушливая предгрозовая жара. Они смешались с прохожими на Бёрбон‑стрит, немалая часть которых, похоже, уже успела заложить за воротник. «Кэтс‑Мяу», «Разу», «У Фрицеля» и прочие «Нунуз Джойнт» и «Бабилон‑хаус» – всё небольшие бары, из чьих приоткрытых дверей на исходящую потом улицу просачивались винные пары и обрывки оглушительных мелодий. Настоящая ловушка для дураков, подумала Лола. Они с облегчением свернули на Тулуз‑стрит.

Перед закрытыми дверями «Спайс» ссорилась парочка. Экс‑комиссар поняла, что мужчина не знал о закрытии бара, а его спутница никак не могла смириться с неприятным сюрпризом. Швейцар из конкурирующего заведения пытался заманить их к себе. Продолжая возмущаться, парочка удалилась. Лола подошла к швейцару.

– Не стоит огорчаться, заходите лучше к нам. Сегодня у нас выступает группа Бо Уильямса, они играют зюдеко под соусом из фанка.