Оказывается, она стояла за моей спиной и слушала всю историю от самого начала до самого конца.
Почему то я разозлился на ребят. Это со мной редко случается, но тут случилось. «Бывший!» Я вам покажу «бывший!»
– Марш спать!
– Володя,– сказала Анна Михайловна,– сейчас половина восьмого, куда ж ты гонишь детей спать?
– Я никого никуда не гоню, Аннушка. Мне надо работать. Понимаешь, ра бо тать!..
Сережка и Юля выкатились из комнаты, Анна Михайловна тоже ушла, как бы невзначай обронив напоследок: «Работать, работать, всегда работать. С ума можно сойти...»
«При измерении цилиндрических полостей переменного диаметра...» – я поймал себя на том, что в четвертый раз перечитываю самую обыкновенную фразу и решительно ничего не понимаю.
В комнате пахло рекой.
Это был запах двадцатилетней давности. Любимый запах минувшей молодости. Плескалась вода у гранитного парапета, шелестел ветерок, соленый пот щекотал за ушами. Прошлое вернулось вдруг и сладостным кошмаром охватило душу,
Покой и мир под домашними оливами кончился.
Что ждало нас впереди, я не знал.
Через четверть часа голова разболелась еще больше. Таблетка тройчатки не помогла, не помог и нарзан из холодильника. Статья осталась невычитанной.
В этот день я рано лег спать, и всю ночь мне снились реКа, и стук весел в уключинах, и звонкие удары финишного гонга...
Утром пришлось отправиться в поликлинику. Голова болела не переставая, подташнивало, настроение было кислей позавчерашнего кефира.
Врач смерил кровяное давление, выслушал сердце, расписался черенком своего блестящего молоточка на моей груди и сказал тоном, не терпящим возражения:
– Переутомление. Курите?
– Курю.
– Сколько?
– Пачку в день.
– Надо бросать. Пьете?
– Иногда. По стопочке.
– Надо бросать и это дело. Физзарядку делаете?
– Благодарю вас, доктор, все ясно: не курить, не пить, не волноваться, беречь сердце, гулять перед сном, обтираться до пояса холодной водой по утрам...
– Правильно. Бюллетень на три дня. Печать в регистратуре. Следующий, входите!
Следующий вошел, я вышел.
В скверике играли ребятишки. Утро было прозрачное, теплое. Высоко над домами плыли такие белые и пушистые облака, что казались они не настоящими, а нарисованными. Я сел на зеленую лавочку, закурил и задумался.
«Сорок лет. Не так ведь и много, а вот, поди ж ты, сдает, видно, мотор...»
Мимо пронеслась стайка ребят.
– Лешка, не вырывайся, а то как дам раз,– заорал маленький, верткий паренек в синих трусиках и голубой майке,– тогда узнаешь!..
Прошли девушки в нарядных ситцевых платьях.
Одна – светлоголовая, другая – темная. Беленькая сказала черненькой:
– Представляешь, он мне сделал предложение! Этот старик – ему уже наверняка тридцать пять...
Откуда то сверху на газон свалились воробьи. Провели небольшой шумный митинг и разлетелись в разные стороны.
Жизнь обтекала зеленую скамейку, плескалась, кружила. Сидеть сложа руки, предаваться меланхолии было невозможно. «Надо что то делать,– решил я,– позвоню Женьке».
„Я не доктору но..“
Женька – Евгений Петрович Калижнюк – мой фронтовой товарищ. Он старше меня всего года на три, но почему то в его присутствии я всегда чувствую себя мальчишкой. Женька – мастер давать советы, у него прямо таки талант наставника.
Бывало, еще на фронте получит кто нибудь тревожное письмо из дому, загрустит, потускнеет, места себе не находит. Женька сразу же тут как тут. Исподволь заведет разговор о делах семейных, тыловых, дальних. |