– Против преферанса вы, конечно, сговоритесь, но я совсем не уверен, что Аня будет за бородинский вояж.

– Будет! Ручаюсь. Значит, решено: едем?!

Женька смотрит на часы и поспешно поднимается со

скамейки.

– Время вышло. Побежал трудиться. Подробности по телефону.– И он уходит.

Сначала я вижу его широкую спину, прямые угловатые плечи, но вот он исчезает за поворотом дорожки, и я снова остаюсь один.

«Господи, что ж мы будем делать в этом знаменитом Бородине целые сутки? – думаю я.– Ну, приедем. Погуляем, перекусим, завалимся спать. С утра посетим музей. А потом? Нет, все это – ужасная ерунда. Женькины фокусы. Надо отказаться, придумать что нибудь веское и благовидное. В конце концов можно поехать в Парк культуры, можно податься в Сокольники. Чем не кислород? И близко...» Дома меня ждет сюрприз.

Перешагиваю через порог, и на меня налетают ребята. Сережка и Юля чем то ужасно возбуждены. Шумят, перебивают друг друга.

– Пап, а пап, звонил дядя Женя! Едем...

– Скажи ка, папа, ведь недаром Москва, спаленная пожаром...

– Не лезь, Юлька, дай сказать. Пап, а пап, в Бородине речка есть? Рыбу будем ловить?

– А у меня одна тапочка разорвалась.

«Успел. Подложил таки мину, бродяга»,– думаю я и обхожу стороной ребят.

Аня роется в шкафу. Я здороваюсь с женой и спрашиваю, что она делает.

– Готовлю амуницию для похода,– говорит Анна Михайловна и, как флаг, поднимает над головой мои старые тренировочные брюки.

Все ясно: отступать некуда.

События тем временем продолжают развиваться. Откуда то появляется нечто среднее между рюкзаком и котомкой. Сережка находит мой старый офицерский планшет и флягу. Юля притаскивает из чулана выцветший сачок для ловли бабочек. О боже! Только сачка нам не хватало.

Звонит Женька.

– Докладываю: едем, как боги, на «Победе». Достал на два дня. Ликуйте и радуйтесь! Чайник не забудьте захватить.

«Победа»! Ребята визжат от восторга. Сережка импровизирует:

Мы едем, едем, едем в веселые края!

Мы едем на «Победе» до Бородина!

Да, мы едем.

День Бородина

Машина бежит, и бежит, и бежит. Десять километров остались позади, тридцать, пятьдесят... Ребята устали вертеться, они уже не комментируют сменяющиеся по пути в Бородино картины. Аня задумчиво смотрит на дорогу и тоже молчит. О чем то замечталась. Один только Женька не перестает говорить.

– Где вы такой лес видели? В кино. Березки, сосна, осинничек. Красота! Осенью тут грибов будет пропасть. Ребята, коровы! Смотрите, смотрите, в Москве ни за что таких коров не увидите. Здорово!..

Шоссе сужается. Мы едем теперь не по трассе Минской автострады, а по старой «можайке». Обочины густозеленые, в открытые окна машины хлещет тугой, настоянный сенным запахом, ветер. Жары нет. Действительно, хорошо!

Мы проезжаем Можайск. Близится финиш. Женька становится торжественным и важным. Из глубин своей необыкновенной памяти (все помнит!) он извлекает лермонтовские строчки:

Мы долго молча отступали,

Досадно было, боя ждали,

Ворчали старики:

«Что ж мы? На зимние квартиры?

Не смеют, что ли, командиры

Чужие изорвать мундиры

О русские штыки?»

И вот нашли большое поле:

Есть разгуляться где на воле!..

И, словно по волшебству, перед нами открывается первый бородинский памятник. Но Женька не останавливает машину.

– Это еще не само поле, ребята. Сейчас Колочу проскочим, повернем налево – вот тогда стоп: вылезай – приехали!

Но уже и Колоча, и поворот позади, и Бородинский музей виден, а Женька все не останавливается.