– Чего ты болтаешь? Никакой тут подделки нет. Даго у меня по птице отстает, вот я и покупаю в магазине битую и тренирую зверя, не выходя со двора. Ясно? Не могу же я, на самом деле, бросить работу и переселиться в лес. При чем тут улыбочки?

– Так.

– Нет, Володька, мне определенно не нравится, как ты хмыкаешь. Хочешь не хочешь, а на охоту я тебя вытяну. Сам посмотришь, какой Даго зверь. Человека и то всю жизнь учат, как же собаку не учить? Нормальное дело.

Прощаемся мы дружелюбно, но я твердо знаю, что охотничьей вылазки мне теперь не избежать. Женька на своем настоит: вытянет. Непременно вытянет.

А почему бы и не поехать, почему бы и на самом деле не посмотреть разок, что это такое охота?

Словом, в очередную субботу я отправлюсь в район Серпухова. Женька должен быть уже на месте и встречать меня на станции.

Вскинув легкий рюкзак на плечо, подхватив лыжи под мышку, я выхожу на перрон. И тут же из радужного морозного туманца появляется Женька.

– С прибытием!

– Привет!

Женька в защитного цвета ватнике, в старых валенках, в бывшей офицерской шапке. Лицо покраснело, глаза блестят. Он критически оглядывает меня и хохочет:

– Куда ты приехал, тёпа? На айсревю или на охоту? Костюмчик, штиблетки, лыжата... А где ружье?

– У меня нет ружья. Я приехал в расчете просто так побегать за собачкой...

– Не выйдет, старик. Заболел Даго, не вышел на работу.

Мы шагаем по темной хрустящей дороге, рядом с нами идут две причудливые, то и дело ломающиеся тени и размахивают руками. Женька рисует передо мной обстановку:

– Ночуем в деревне. В шесть подъем. Пока туда сюда соберемся, пока дотопаем до места,– начнет светать. Заяц тут есть, это точно. Без Даго будет трудновато, но как нибудь сообразим. Где тебе ружье достать – вот вопрос. Я в этих местах человек новый.

– Ружье – ерунда. Все равно я никогда на охоте не бывал и для первого раза мне будет очень полезно просто так поприсутствовать, присмотреться. В крайнем случае, пустишь меня по следу вместо Даго.

– Вместо Даго? Не сумеешь.

– Почему?

– Образование у тебя не то.

Незаметно мы добираемся до крайней избы. Стучимся и входим. Радушная хозяйка удивлена моей экипировкой не меньше Женьки.

– Батюшки, раздемши приехали! От самой Москвы налегке. Нечто ж так можно?

– Ничего, бабушка Даша, он у нас закаленный. Беда вот, ружье позабыл, а без пальто бегать он привычный.

Забытое ружье не производит на бабушку Дашу особенного впечатления.

– С нынешней то охотой, что при ружье, что без ружья,– одна добыча. Как бы не застыл раздемши то.

Ужинаем и ложимся спать.

Женька долго ворочается и кряхтит. Видно, завтрашняя охота не дает ему покоя.

Из дому мы выходим чуть свет. Смазанные лыжи хорошо скользят по крепкому насту, идти легко и приятно. Мы минуем километра три леса, пересекаем неглубокий овраг, поднимаемся по косогору и останавливаемся на краю просторного поля. Впереди голубеют скирды.

Женька нюхает воздух. Он стоит у межевого столба прямой и торжественный, видно, обдумывает план атаки на зайцев. Говорит Женька шепотом:

– Видишь во о о н ту вышку? Шагай прямо на нее. Иди, тихо. Как дойдешь,– поворачивай на крайнюю скирду и нажимай со всех сил. Подымай шум: ори, свисти, пой! Словом, чтобы вся живность поднялась, как по тревоге. Ясно? А я отсюда наискосок двину. Ползком, под маскхалатом. Ты – поднимаешь, я – осаживаю. Ясно? Дичь – пополам.

Согласен.

– Ну, давай осторожно, верблюд!

Беря курс на вышку, я вижу, как Женька облачается в маскхалат и тихонько опускается на нетронутую поверхность снега. Ползет он бесшумно, сноровисто.