– Дядя Женя, куда же мы едем? – не выдерживает Юля.
– Минутку! Ровно одну минутку терпения!
Евгений Петрович храбро проезжает под знаком
«проезд запрещен», загоняет «Победу» в густой орешник и выключает мотор.
– Все! Прибыли.
Мы выгружаемся и осматриваемся. Впереди поле, справа, вдалеке, виднеется монастырь, слева и позади – роща.
Тепло, тихо. Пахнет землей и травами. Молча переминаемся с ноги на ногу. Ждем руководящих указаний командора. Он не заставляет нас бездельничать слишком долго.
– Люди стали только тогда людьми, когда научились разводить костер,– голосом экскурсовода говорит Женька.–Ребята, вы поняли меня? Давайте топливо!
– Дрова, значит? – спрашивает Сережка.
– Валежник, сухостой, корье. Подножный материал. Ясно?
Сережка и Юля нерешительно отходят к деревьям. Минуты через две ребята возвращаются. В руках у каждого по прутику.
– Это надо?–спрашивает Юля.
– О, бледнолицые братья, неполноценные дети природы! Вы умрете с голоду, если будете таскать топливо штучными прутиками. Володя, не стой памятником, возьми детей в руки и научи их добывать материал для костра, а мы с сестрой Анной приготовим пока стоянку. Я кончил.
Сережка в полном восторге от «бледнолицых братьев», Юлю смутили «неполноценные дети», а я никак не могу решить, что мне надо делать: злиться, ворчать или принять предложенную роль заместителя индейского вождя?
А, была не была, все равно приехали!
– За мной!–кричу я и кидаюсь в заросли.
Мы таскаем сучья, валежник–все, что попадается под руку. Гора топлива быстро растет. Тем временем Евгений Петрович и Аня вытаскивают из машины кусок старого брезента, большущую кастрюлю, пару солдатских котелков, кружки, банки с консервами.
Чтобы костер лучше разгорелся, я складываю хворост клеткой. Вниз выбираю палочки посуше. Все готово – осталось только чиркнуть спичкой, но Женька вмешивается в дела нашей «огневой бригады».
– Эй вы, дикобразы! А вода где? Как сказал классик: без воды и ни туды, и ни сюды.
– Дядя Женя, а там около музея нет крана?–спрашивает Сережка.– Я бы мог сходить.
– Кран? Что такое кран? Бледнолицый брат, я не знаю такого слова. Приложи ухо к земле, и ты услышишь музыку живого ручья. Хрустальная вода плещется в тридцати шагах отсюда. Спустись по склону оврага и ты найдешь воду. Бери сестру, бери чайник, отправляйся. Тропа приведет к бобровому ключу. Бобров не трогайте, а воду принесите. Я кончил.
Сережка и Юля отправляются по воду. А я, выждав минут пять, чиркаю спичкой и подношу огонек к сухому валежнику. Вспыхивают яркие гребешки пламени, трещат мелкие веточки, но не долго. Костер почему то сворачивается.
– Сейчас вернутся ребята,– говорит Женька,– и что же увидят дети? Их папа ползает на четвереньках и не может развести паршивенького костерика. И это тот самый папа, который был на войне! Папа, награжденный медалью «За отвагу». Мне жаль тебя, Володька, жаль до слез. Заползай скорее с правой стороны, прикрой своим просторным пузом ветер и дуй, черт тебя дери, под основание поленницы.
Аня смеется.
Что делать? Покорно следую Женькиным указаниям, снова чиркаю спичкой и осторожно дую на затлевшие ветки. Костер задумчиво разгорается. Синий дым валит сначала тоненькой струйкой, потом все гуще и гуще. Я чихаю и кашляю. Женька подбадривает:
– Давай! Давай! Потянуло...
Наконец костер разгорается в полную силу, чайник вывешивается на рогульки, открытые консервные банки дразнят своим съедобным содержимым.
Все успели проголодаться, и мы с нетерпением посматриваем на Женьку. А он лежит на траве и как ни в чем не бывало смотрит в небо. |