Законопослушные граждане, разбуженные посреди ночи тыканьем в бок, реагируют по‑разному – от страха до истерического возмущения насилием. Бородач был далек от стандартной реакции. Он посмотрел на меня из – под нависших бровей, и глаза у него стали как у бенгальского тигра, собирающегося в комок на своей подстилке перед тем, как совершить тридцатифутовый прыжок, чтобы добыть завтрак. Я отступил еще на пару шагов и сказал:

– Не надо.

– Ну‑ка, убери свою пушку, малыш, – сказал он. Голос у него был низкий, раскатистый, словно он шел из глубин Гранд каньона. – Убери пушку, или я встану, скручу тебя и заберу ее сам.

– Ну зачем же так? – сказал я жалобно. Потом добавил вежливо: А если я уберу пистолет, вы не станете скручивать меня? Он некоторое время обдумывал, затем буркнул:

– Нет. – И потянулся за толстой черной сигарой. Он зажег ее, но глаза его все время следили за мной. Едкий дым заполнил комнату и достиг моих ноздрей. Неудивительно, что он не заметил вони от салотопки: по сравнению с этими сигарами то, что курил дядюшка Артур, было вроде духов Шарлотты Скурос.

– Простите за вторжение. Вы Тим Хатчинсон?

– Да. А ты кто, малыш?

– Филип Калверт. Я хочу воспользоваться передатчиком на одной из ваших шхун, чтобы связаться с Лондоном. Кроме того, мне нужна ваша помощь. Вы не представляете, насколько это срочно. Много жизней, не говоря уж о нескольких миллионах фунтов, будут потеряны в ближайшие двадцать четыре часа. Он пронаблюдал, как отвратительного вида облако ядовитого дыма поднялось к низкому потолку, затем перевел взгляд на меня.

– А ты сам случайно не разбойничек, малыш?

– Я не бандит, слышишь ты, большая черная обезьяна! И пожалуй, можно обойтись без «малыша», Тимоти.

Он посмотрел прямо перед собой, его глубоко посаженные, угольно‑черные глаза стали не дружескими, как бы мне хотелось, но хотя бы веселыми.

– Туше! – как говаривала моя француженка – гувернантка. Может быть, вы и не бандит. Тогда кто вы, Калверт?

Снявши голову, по волосам не плачут. Этот человек не станет помогать мне, если не узнает правду. А помощь его, похоже, была бы крайне полезна. Поэтому второй раз за эту ночь н второй раз за всю свою жизнь я сказал:

– Я агент службы безопасности. – Слава богу, что дядюшки Артура не было здесь, его давление от такого нарушения конспирации подскочило бы так, что он не выжил бы. В отличие от Мак‑Дональда н Шарлотты, Хатчинсон узнал не просто правду, он узнал всю правду.

– Будь я проклят, если это не самая жуткая история, которую мне доводилось слышать! И все прямо под нашим гадким носом. – Слушая его речь, трудно было решить, австралиец он или американец – позднее я узнал, что Хатчинсон много лет провел во Флориде, где ловил тунцов. – Так это вы были на той трещотке? Однако, братец, от тебя ни днем ни ночью не скроешься. Беру назад свои слова насчет «малыша». Что вы хотите, Калверт?

Я объяснил ему, что рассчитываю на его личную помощь этой ночью, надеюсь использовать и шхуны вместе с экипажами в течение двадцати четырех часов, а также должен немедленно воспользоваться передатчиком. Он кивнул:

– Рассчитывайте на нас. Я скажу своим мальчикам. Можете качать передачу прямо сейчас.

– Я бы предпочел, чтоб мы с вами поднялись прямо сейчас на борт нашей шхуны, – сказал я. – Вы бы подождали там, а я бы вернулся сюда к передатчику.

– У вас еще есть о чем посекретничать с вашими ребятами, а?

– Я просто боюсь, что нос «Файркреста» в любу" минуту воткнется прямо в эту дверь.