- Но какие волнения потрясают это общество!
Какова развращенность высших классов!"
Он вспомнил о Беллами, который своей социальной утопией так странно предвосхитил действительность, какую он теперь переживает. Но то, что
происходит теперь, - не утопия и не социализм. Он видел вполне достаточно, чтобы понять, что прежний контраст между роскошью, расточительностью
и распущенностью, с одной стороны, и черной нищетой - с другой, еще более обострился. Будучи знаком с основными факторами общественной жизни, он
мог вполне оценить положение вещей. Гигантских размеров достигли не одни только постройки; очевидно, и всеобщее недовольство достигло крайних
пределов - об этом свидетельствуют крики возбужденного народа, беспокойство Говарда, атмосфера всеобщего чрезвычайного недовольства. Что это за
страна? По-видимому, Англия, хотя это так мало на нее похоже.
Тщетно он старался представить себе, что стало с остальным миром, - все было покрыто загадочной пеленой.
Он шагал из угла в угол, как зверь в клетке, осматривая каждую мелочь.
Он чувствовал сильную усталость и лихорадочное возбуждение, которое не давало уснуть.
Долгое время стоял он под вентилятором, прислушиваясь и стараясь уловить отголоски восстания, которое, как он был убежден, не прекратилось.
Он начал разговаривать сам с собой.
- Двести три года, - повторял он с бессмысленным смехом. - Значит, мне теперь двести тридцать три года! Самый старый человек на земле!
Возможно, что и теперь, как и в былые времена, власть - прерогатива старости. В гаком случае мое право первенства неоспоримо. Так, так! Ведь я
помню болгарскую резню, как будто это происходило вчера. Почтенный возраст! Ха, ха!
Он удивился, услышав свой смех, и рассмеялся еще громче. Потом, осознав, что его поведение похоже на безумие, остановился: "Побольше
сдержанности, побольше сдержанности".
Он замедлил шаг.
- Это новый мир - я не понимаю его. Но почему?.. Все время это "почему". Вероятно, люди давно уже научились летать да и многому другому.
Однако как же все это началось?..
Его удивило, что почти вся тридцатилетняя жизнь успела исчезнуть из памяти и что он с большим трудом может вспомнить лишь некоторые
незначительные моменты. Лучше всего сохранились воспоминания детства; он вспомнил учебники, уроки арифметики. Потом воскресли воспоминания о
значительных событиях его жизни; он вспомнил жену, давно уже умершую, ее магическое гибельное влияние на него, вспомнил своих соперников, друзей
и врагов, вспомнил, как необдуманно принимал разнообразные решения, вспомнил годы тяжелых испытаний, лихорадочные порывы, наконец, свою
напряженную работу. Вскоре вся прежняя его жизнь вновь предстала перед ним в мельчайших подробностях, тускло мерцая, подобно заржавленному
металлу, еще годному для шлифовки. Воспоминания только растравили его раны. Стоит ли в них копаться - шлифовать этот металл? Каким-то чудом он
выхвачен из прежней невыносимой жизни.
Он стал обдумывать свое теперешнее положение. Он тщетно боролся с фактами и не находил выхода, запутавшись в клубке противоречий. Сквозь
вентилятор он заметил, что небо порозовело. Из потаенных уголков его памяти всплыла мысль, некогда настойчиво преследовавшая его. "Ах да, мне
необходимо заснуть", - вспомнилось ему. Сон должен утолить его душевные муки и облегчить телесные страдания. |