Истратив немало пороха и зарядов на бесполезный обстрел, Дрейк через полчаса решил прекратить огонь.

— Я скоро вернусь, — сказал Константин своей чернокожей возлюбленной и побежал на берег.

Прячась за деревом, он видел, как на кораблях поднимали якоря и ставили паруса. Наверное, это была самая неудачная экспедиция пирата-адмирала Дрейка. Вероятно, он очень жалел, что потерял прекрасного лекаря и переводчика сэра Константина Росина. Адмирал был уверен, что какой-то чернокожий дикарь пронзил его своим копьем.

Но, с другой стороны, и королева не будет гневаться, поскольку, хотя ее приказ и не исполнен, Константина нет в живых…

Миссия закончилась весьма бесславно, а посему в историю и не вошла. Стало быть, не вошел в историю и странный помощник адмирала.

Глава вторая,

из коей следует, что русский колдун — он и в Африке русский колдун

Костя вернулся в деревню, пролез в ту самую хижину. Нагая черная красавица протянула к нему руки, и он нежно обнял ее. Он никогда не думал, что дикарки способны так нежно, совсем по-европейски обниматься…

— Как тебя зовут? — спросил он на местном наречии.

— Та’Нгебе, — ответила девушка, удивленно посмотрев на Константина.

— А тебя? — спросила в свою очередь она.

— Костя.

— Коста? — переспросила девушка и по африкански таинственно улыбнулась…

Костя и сам не мог бы сказать, в какую минуту он принял решение не бежать вместе с другими матросами к берегу и на корабль, спасаясь от дикарей. Возможно, это случилось в то мгновение, когда девушка закрыла его своим телом, и он понял, что спасен. А может быть, ночь проведенная с этой дикой африканкой, оказалась так хороша, что хотелось повторить ее вновь и вновь.

Вообще-то, семьей Константин обзавелся семьей еще в бытность деревенским кузнецом. Но со своей Марфой он расстался при трагичных обстоятельствах. Однако жизнь продолжалась, и сейчас Костя ощущал себя вполне свободным человеком. Так почему бы не остаться с этой женщиной, столь непохожей на тех, которых он знал?

Очень вероятно, что сказалась склонность Кости к дикой жизни — вдали от писаных законов, органов принуждения, жестоких войн, рядом с пышной природой, бьющей из земли, словно неиссякаемый фонтан. Все это и заставило его остаться. Конечно, некий орган принуждения в лице вождя здесь имелся. Без жестоких войн дело тут тоже не обходилось, хотя они напоминали драку село на село в московитских деревнях. Но в Московии, по крайней мере, никто не ел побежденных врагов. Да и каких, вообще-то говоря, врагов? Просто молодежь показывала спьяну свою удаль, да так, что и до смерти могли забить. А кому-то повыше такая драка была весьма выгодна. Это очень желательно: поделить «подлый люд» с детства на своих и чужих — по улицам, по селам. Такие люди не объединятся, чтобы запалить усадьбу жестокого барина, они даже договориться не сумеют…

Здесь все было не так. Жестокого барина не имелось, зато были вожди. И каждый хотел доказать, что он-то и есть здесь самый главный. А рядом существовали и иные деревни, где жители и в самом деле были чужими — даже говорили на ином наречии.

Но с кем и за кем Константин должен был бежать? Вместе с душегубами — людьми, считающими себя представителями цивилизации, а на самом деле жалким — безнравственным сбродом, возглавляемым убийцей, бандитом и забубенным пьяницей, прославившим себя одними грабежами?

Конечно, если бы здесь оказался Богдан, немедленно возник бы спор о роли Дрейка в истории, а заодно и о бремени белого человека. Но его-то как раз не было, и мысли Константина, предоставленного самому себе, текли в привычном «природном» русле.