Короче говоря, выбор был сделан. Теперь Косте предстояла новая жизнь, во многом для него непривычная. Новое началось уже в день отплытия эскадры. Во-первых, вождь, конечно, вызвал его к себе. Кунду-туре поблагодарил его за совет выгнать всех этих белолицых. Одно то, что Костя остался в деревне, вполне объясняло — он-то с остальными бледнолицыми не в ладах.
Конечно, опасность, исходящая от белых людей, была не вполне понятна негрскому вождю. Но в том, что эти люди, похожие на богов, скорее всего, несут зло, его вполне убедил артиллерийский обстрел берега (к слову сказать, обошедшийся без жертв).
Практичный вождь решил, что оставшегося белого человека следовало на всякий случай задобрить. По крайней мере, пока, до изменения обстановки. К тому же, это хорошо, что бледнолицый шаман поселится в деревне Кунду-туре, а не где-то еще. Это ставит его, вождя, в выгодное положение по сравнению с остальными.
Так что Кунду-туре предложил Косте выбрать себе любую хижину или послать людей для постройки новой. Понимая, что мужчине будет трудно без жены, царек предложил выбрать себе женщину, и Костя сообщил, что уже выбрал таковую — Та’Нгебе. Вождь Кунду-туре одобрил выбор, в душе посмеиваясь над сильным, но недалеким белым — ну кого он выбрал, самую неказистую и худую, нет бы приглядеть женщину потолще! Впрочем, шаман и должен быть немного безумным…
Решив хозяйственные и семейные проблемы, Костя решил прогуляться по окрестностям, окружавшим деревню. Это уже не были сплошные джунгли, хотя он видел, что вырастающие деревья сразу подрубаются и сжигаются, чтобы тем самым сделать почву под запашку насыщенной питательными веществами. Этот народ уже сеял просо и пшеницу, пек лепешки, у них уже были домашние животные. Правда, мужчины целые дни проводили в лесу или на реке, промышляя дичь и рыбу. Но подсечно-огневое земледелие… Становилось ясно: пройдет еще какое-то время, и пленных прекратят убивать и пожирать. Будет гораздо выгоднее приставить их к делу — то есть к сельхозработам. Потихоньку здешнее общество превратится в рабовладельческое, а потом появится некий царек, которому не захочется быть просто деревенским вождем. Точнее, таких окажется несколько, но останется-то один. Этакий главный пахан.
А дело идет именно к этому. Уже сейчас простым неграм надо всячески изъявлять покорность вождю. Кунду-туре — далеко не первый среди равных. И, вероятно, прежде чем он сделался вождем, ему пришлось побороться за это звание с братьями и родичами. Аргументами вполне могли оказаться копья и стрелы. Стало быть, здесь уже есть что делить.
Еще несколько поколений — и здесь появится ранее государство, которое станет угнетать местных жителей. Возможно, угнетать намного страшнее, чем рабовладельцы-плантаторы. Но об этом-то Константин не задумывался.
Он решил приобщиться к местному охотничьему промыслу. И оказался немало удивлен в первый же день. Бродя по окрестностям, он увидел пожилую женщину, стоявшую возле большого камня на коленях и кланяющуюся ему. Потом она даже поцеловала этот камень.
— Это ваш бог? — спросил вежливо Костя.
Ответ (а его пришлось добиваться довольно долго) поразил белого пришельца.
— Это — земной бог, он содержит душу, а настоящий бог живет на небе. Он нам не виден, а поэтому и безразличен. А камень — виден. Он большой и тяжелый. Как ему не поклоняться?
Костя отошел, пораженный услышанным. Значит ли это, что у здешнего племени есть какие-то зачатки единобожия? С чего бы, они ведь по всей логике должны быть совершеннейшими язычниками!
В этот же день он увидел, как пожилой (всего-то лет сорока, вероятно) мужчина, закрепив на огромном вертеле тело умершей жены, развел под ним огонь и медленно поворачивал вертел над костром.
«Чем ближе к природе, тем гаже обычаи. И только ничего не знающий о жизни интеллигент считает иначе! Вот и рассуждает о чистоте и простоте нравов», — не раз говорил Костин приятель Богдан. |