Кстати, забеременела его подруга очень скоро, и Костя всячески оберегал ее от усилий или подъема тяжести. Все видели такое отношение мужа к жене, а в деревне, где мужья часто до полусмерти избивали своих жен, это было необычно, поэтому вызывало некоторую зависть у соседок. Мало того, иные мужчины, видя, как Костя обращается со своей женщиной, стали подражать ему. Константин видел это, а поэтому еще более подчеркнуто ухаживал за женой, желая внедрить в мужскую половину общины доброту и сердечность.

Как только со знаниями языка стало все более или менее в порядке. Костя решил побольше узнать о том, как это странное племя пришло к единобожию. Обыкновенно считается так: язычество связано с первобытным строем, происходит переход к рабовладению — и среди богов начинается деление на высших и низших. Но язычество при этом никуда не девается. А уж потом, с созданием империй, и возникают единобожные религии.

Теория эта не объясняет ровным счетом ничего. Константин об этом подозревал, а вот теперь окончательно в том убедился. Негры, незнакомые с цивилизацией, еще не перешедшие (хотя и стремившиеся) к рабовладению, были на пути к единобожию!

Пожалуй, ответ надо было искать в легендах племени. И точно: выяснилось, что племя — пришлое. Когда-то, давным-давно, оно прибыло на побережье откуда-то с востока. Откуда именно, оставалось только догадываться.

Догадка пришла довольно быстро — когда зашел очередной разговор о тех самых белых пришельцах, которых вынудили бежать на их корабли при помощи копий. Константин взял, да и сказал, что на самом-то деле вождем того самого белого племени была женщина. Он полагал, что вождь и его приближенные разразятся смехом. Однако ничего подобного не произошло: Кунду-туре и его «вельможи» выслушали сообщение молча и даже как-то задумчиво. После этого вождь заявил: когда-то, давным-давно, когда племя было куда более многочисленным и жило на стороне восхода, вождем была женщина. И звали ее Сабха или Сапха — этого не упомнят даже старики.

Зато хорошо помнил Константин. Царица Савская! Ничего другого и вообразить было невозможно!

Значит, племя когда-то было вполне культурным. А одичание произошло позднее, во время трудного перехода через всю Африку. Вот из-за чего произошел сам переход, легенды говорили туманно. То ли из-за врагов с севера, то ли из-за разразившегося голода. Так или иначе, миграция оказалась необходимой. Да и единобожие объяснялось очень даже просто.

Он прожил у черного племени год. Когда появился его ребенок, столь непохожий на всех детей, которые рождались от Марфуши, Константин вдруг вспомнил родную сторонку, псковское неяркое солнце, серое небо, осенние перелески с пожухлой травой, караваны галдящих гусей, плывущих в небе только в известном им самим направлении. Он вспомнил, как любился он со своей милой женой, как топали в лапотках вокруг обеденного стола Степашка, Никитка, Маланья, прося до обеда хлебушка… Простые лица русских людей вспомнил Костя — и в горле так защемило, что захотелось волком завыть, да так громко, чтобы вой этот перенесся через океан, через все земли и достиг того дома, который он, как казалось, покинул навсегда. И еще вспомнил он, как целовал синие губы головы своего убитого сына…

…И зарыдал Костя, понимая, что никогда уже не будет у него всего того, что осталось за спиной. Теперь в его жизни останутся только эти хижины, черная жена, черный сын и черное-черное небо по ночам, усеянное крупными, как его теперешние слезы, звездами. Люди приветливые, хорошие, простоватые — да все равно чужие…

Порой Константин ловил косые взгляды туземцев, но не придавал этому никакого значения. И так продолжалось до очередной попойки с вождем (подозрения его оказались верными — племя прекрасно знало о том, что такое «огненная вода», вот только она не была столь крепкой и некачественной, как та, что привез Дрейк).