— Да за одну услугу. Маленькую такую услугу.

— Какую же… услугу? Или надобно кого… прикончить?

— Что ты, что ты! — замахал руками Константин. — Нет, Джим, убийцу я бы и за десять золотых нашел. А ты мне на листочке нарисуй план тюрьмы, в которой служишь. Подробно, со всеми коридорами и закутками и покажи узилище, где сидит королева Мария.

Но слишком уж поддался Костя на простоту Джима. Тюремщик с презреньем на него взглянул и так сказал:

— Я службу свою не люблю, но служил я честно и не продам секретов. Честный я, да! — и он с пьяной похвальбой ударил себя в грудь. — То-то я и смотрю, ты хорошо говоришь, а только вижу, что ты — ненастоящий «кокни».

И Джим подозрительно уставился на своего собеседника, вероятно, пытаясь установить характерные приметы «лица испанской национальности».

— А я знаю, что ты честный, Джим. Только для кого ты честен? Для службы, которую не любишь? Для королевы? Так мы королеву твою и не обидим. Нарисуешь план, а тюрьма-то на прежнем месте и останется стоять, только тебя больше в ней не будет. А будешь ты где-то во Франции, в своем винограднике, возле своего большого дома сидеть и ждать, когда твое вино поспеет. А как оно поспеет, возьмешь ты кружку величиной с ведро, своим вином наполнишь и всю ее выпьешь до дна. А рядом — твоя жена, сидит и обнимает Джима, который вдруг стал богатым и не ходит в вонючую тюрьму, чтобы давать там суп из рыбьей чешуи всякой преступной сволочи. Ладно, Джим, иди, коль ты честный малый. Мы за такие деньги других найдем.

Джим сидел молча примерно с полчаса. Потом стаканчик джина осушил и сказал:

— Бумага есть?

— Найдется, — вынул Костя лист и карандашик. Все это подвинул к Джиму, и тот стал рисовать…

Рисовал Джим долго, ибо Тауэр имел сложный план, много было там закоулков, переходов и этажей. Нарисовав, поставил он крест в одном месте. Молча, да ничего объяснять и не требовалось. Вот она, камера, где содержится Мария Шотландская!

— А не соврал? Ничего ты не напутал, Джим? Ведь ошибка может стоить тебе жизни, учти…

— Да я замок этот, как свои пять пальцев знаю, а Марии сам еду носил.

— У дверей Марии есть стража?

— Да, двое, с алебардами!

— У кого ключи от двери?

— Комендант их носит.

— Видел, какой «бородка» формы?

— Видал. Такая вот. Дай нарисую, — и Джим слегка дрожащей рукой изобразил ключ. — Правда, трухлявая та дверь. Можно и ломиком открыть, если в месте замка нажать. Все, гони монету!

— Куда положишь?

— Куда-куда — в карманы! — зло Джим сказал, и Костя стал передавать ему дукаты по десять штук. Тот считал и опускал в карман. Когда пояс опорожнился, «старый приятель» сказал ему:

— Ну, а теперь ко мне домой пойдем. Там остальное тебе отдам.

— Не пойду к тебе. Завтра в это же время, за этим столом отдашь вторую половину.

— А если обману и не приду?

— Тогда, считай, и я тебя тоже надул. Вот и будем квиты. Придешь!

— Нет, сюда я не приду, — твердо сказал Костя. — Боюсь, приведешь шпионов. Или со мной сейчас идешь и получаешь еще двести пятьдесят, или больше с тобой не встречаемся.

— Идем, — сказал тюремщик. Так и не доев жареного поросенка, они вышли в вечерний Лондон. Скоро они оказались у дома, где поселились похитители.

Константин вынес деньги.

— Только взгляни, а пересчитывать не нужно. Врать не буду. Спасибо тебе, старый сотоварищ Джим.