Миша спустился в метро, и я посмотрел ему вслед без горечи. Мне надо было в автобус, если вообще куда–то было надо.

А в автобусе оказалось, что я забыл кошелек в кармане пиджака. Но из этого положения удалось выйти с честью. В тесноте, опуская в щель автомата протянутые со всех сторон пятаки, я попросту оторвал себе лишний билет. Девушка, прижатая к кассе, с птичьей любознательностью просчитала оторванную мной синюю невесомую ленту и взглянула с испугом и неодобрением. Я был небрит и раздувался от обиды и боли. Она поняла и покраснела.

Мне захотелось сказать ей что–нибудь добродушно щедрое, но слова не шли с языка. Вскоре она вышла, оборвав уходом что–то неуловимое и драгоценное.

«Не надо иллюзий, — думал я. — Сколько можно ими тешиться. Надо жить, работать, потихоньку забывать Наталью Олеговну. Не так уж это и сложно — ее забыть. И часу не прошло, как я лежал на полу расплющенным ужом, а уже еду, уже готов заговорить с незнакомой девушкой, уже чувствую раздражение от таких пустяков, как толчея и удары по коленкам. Так все и покатится обычной чередой. Откуда знать, не хуже ли, не тяжелее ли во сто крат, когда сбывается, когда упорно достигаешь померещившегося блаженства и втруг убедишься, силы и время потеряны на погоню за призраком…»

Я позвонил Наташе из автомата у входа в проходную. В ответ — длинные гудки.

Часов в одиннадцать вызвали к Перегудову. У него в кабинете, с видом часового по неизвестной причине снятого с поста, сидел Битюгов Дмитрий Вагранович, по мнению наших дам, один из вероятных кандидатов на место Анжелова.

— Герой наш, — указал на меня Перегудов с насмешливой улыбкой. — Рыцарь справедливости. Обратите внимание, Дмитрий Вагранович, на следы кровопролитных схваток на его прекрасном одухотворенном лице. Трудненько ему пришлось в командировке. Не жалел живота своего.

Битюгов любезно покивал, но руки мне никто из них не подал. Тогда я сам схватил руку Владлена Осиповича и долго, радостно ее тряс.

— Что ж, Виктор Андреевич, по вашей просьбе я полночи читал мемуары Прохорова. Любопытно, весьма. И Дмитрий Вагранович с ними уже ознакомился. У него такое же мнение. Весьма любопытно. Дельно.

Прохоровская папка лежала на столе поверх материалов, подготовленных в архив. Я слушал с вниманием. Перегудов был спокоен и слегка (кажется) чем–то опечален. Возможно, тем, что расчеты Прохорова «весьма любопытны».

— Что же из этого вытекает, друг мой, Виктор Андреевич? Давайте разберемся. Давайте вместе разберемся, но, прошу вас, без эмоций и фанаберии. Во–первых, вопрос следует разделить. Я имею в виду прохоровские записи. Одно — прибор, другое — предлагаемая им новая тема. С прибором, думаю, все ясно. Что? — он остро взглянул на шкаф для бумаг, словно лишь оттуда и мог ждать возражения. — Узел нам Никорук доведет, детали мы обсудим, короче ясно и решено. Теперь — второе. Дмитрий Васильевич Прохоров предлагает очень перспективную тему по смежной области. Но предлагает, разумеется, не в качестве подарка, а с некоторыми условиями. Условий не так много, вот они. Он возвращается в Москву, получает здесь квартиру — заметьте, двухкомнатную на одного, детали у него точно взвешены, — кроме квартиры получает лабораторию с новейшим оборудованием, половину которого надо покупать за валюту, ну и совсем мелочь — штат сотрудников из тридцати человек. Недурно, да, Виктор? Возвращение блудного сына на современный манер. Да?

— Смотря какая тема, — вставил я. — Если тема соответствует, то почему бы и не рискнуть. Вы же любите расширять горизонты.

Перегудов засмеялся, а Битюгов осторожно покашлял в кулачок.