Я замялся. Даже если поверить ее словам – к чему я был‑таки склонен, – я все равно не желал, чтобы тетрадь оказалась у Ост‑Индской компании. Селия была убеждена в своей правоте и этой убежденностью оправдывала желание заполучить чертежи Пеппера, но мое чувство справедливости заставляло меня воспротивиться.

– Вынужден повторить, что я не нашел чертежей.

Она закрыла глаза.

– Видимо, вас не тревожит то, что французы могут построить станок.

– Тревожит. Всем сердцем желаю, чтобы их планы пошли прахом, но я патриот, мадам, а не слуга Ост‑Индской компании. Правительству не следует защищать компанию от гениального изобретения, так я считаю.

– Не могу поверить, что вы способны на такое предательство, – сказала она.

Ее лицо побагровело, исказилось гримасой гнева. Речь шла не просто о проекте, в котором она принимала участие. Было видно, что мисс Глейд предана своему делу. Для нее было чрезвычайно важно, чтобы чертежи попали в руки британского правительства и ни в чьи другие, и она не могла не понимать, что я этому препятствую.

– Это не предательство, – сказал я тихо. – Это справедливость, мадам, и, не будь вы столь фанатично преданы своим хозяевам, вы бы это увидели.

– Это вы фанатик, мистер Уивер, – сказала она, немного смягчившись; я позволил себе надеяться, что, даже не одобряя моих поступков, она понимает: они продиктованы верой в справедливость. – Я‑то надеялась, вы поверите мне, поверите, что я действительно знаю, как правильно. Вижу, вы никому не верите. Что еще печальнее, вы ничего не понимаете в современном мире.

– А вы ничего не понимаете во мне, – сказал я, – если полагаете, что, желая угодить вам, я захочу угодить и Ост‑Индской компании. Мне приходилось страдать, мадам, и я знаю, что лучше пострадать за правое дело, чем получить леденец в награду за то, что несправедливо. Продолжайте себе охотиться на изобретателей, коли хотите, – я не сумею этому помешать, – но вы ошибаетесь, если думаете, что я стану в этом участвовать по доброй воле.

Ее губы искривила усмешка.

– Вы служили Коббу не по доброй воле, сэр. Вот что понимают в вас слуги вашего короля – вы будете сражаться, и сражаться беззаветно, за дело, в которое не верите, чтобы защитить людей, которые вам дороги. Не думайте, что мы это забудем.

– Но не забывайте также, к чему это выкручивание рук привело: Кобб сидит в темнице, а мистер Хаммонд мертв. Те, кто заставлял меня исполнять их волю, плохо кончили.

Она снова улыбнулась, на этот раз широко, и покачала головой.

– Самое грустное, мистер Уивер, в том, что вы мне всегда очень нравились. Думаю, все могло бы быть по‑другому, если бы я нравилась вам. Я говорю не о желании, сэр, какое мужчина испытывает к шлюхе, чье имя даже не потрудился узнать, а о чувствах, которые я испытывала к вам.

И она ушла. Победно взмахнула юбками и удалилась, произнеся эти слова, как нельзя лучше подходящие для финальной сцены трагической пьесы. Она произнесла свою реплику так убедительно, что я и вправду поверил, будто никогда больше ее не увижу, и пожалел если не о своем поведении, то о своих словах. Однако, как оказалось, я видел мисс Селию Глейд не последний раз. Более того, не последний раз в тот самый день.

Элиас прибыл с опозданием всего на полчаса, что по его меркам было верхом пунктуальности. Даже к лучшему, что он припозднился: я успел худо‑бедно привести в порядок свои чувства и стряхнуть грусть, одолевшую меня после ухода мисс Глейд.

Я не дал Элиасу засиживаться, и вскоре мы наняли экипаж до Крейвен‑Хауса.

– Как мы попадем на собрание акционеров? – спросил он. – Разве нас пропустят?

Я засмеялся:

– Кому придет в голову посещать подобное собрание без дела? Нелепая идея.