Она приехала в половине одиннадцатого. К счастью, проспав около часа, я успел встать и одеться. Возможно, я был и не в лучшей форме, но в меру сил приготовился отвечать.

– Вы проникли в дом? – спросила она.

Я улыбнулся, пытаясь воспроизвести ее собственную улыбку.

– Мне удалось освободить мистера Франко, но чертежей я не нашел. Эдгар ничего не знал, а Хаммонд покончил с собой. Я, как мог, обыскал его комнаты и даже весь дом, но тетради нигде не нашел.

Она вскочила, и ее юбки взвились, как листья в ветреный осенний день.

– Тетради нигде не нашел, – повторила она не без скепсиса.

– Не нашел.

Она стояла и смотрела на меня, руки в боки. Может быть, изображала гнев, а может, и в самом деле была разгневана, но она казалась такой потрясающе красивой, что мне захотелось признаться ей во всем. Я подавил это желание.

– Вы что‑то скрываете, – промолвила она.

Я встал, глядя ей в глаза.

– Мадам, простите, что вынужден отвечать столь банальным образом, но кто бы говорил. Вы обвиняете меня в том, что я скрываю от вас правду? А когда вы не скрывали от меня правду? Когда не лгали мне?

Лицо ее немного смягчилось.

– Я старалась быть с вами честной.

– Вы хотя бы действительно еврейка? – спросил я.

– Конечно, – сказала она со вздохом. – Неужели, по‑вашему, я стала бы это выдумывать, только чтобы вас обезоружить?

Неожиданно одна мысль пришла мне в голову.

– Если вы та, за кого себя выдаете, – спросил я, – почему говорите с французским акцентом, когда за собой не следите?

И снова мимолетная улыбка. Вряд ли мисс Глейд нравилось, когда ее выводят на чистую воду, но она не могла отказать мне в проницательности.

– Все, что я говорила вам о своей семье, правда, только я не сказала, что провела первые двенадцать лет жизни в Марселе. Могу добавить, что там таких евреев, как я, такие евреи, как вы, любили не больше, чем здесь. В любом случае какое значение имеет такая мелочь?

– Возможно, никакого, если бы вы не скрыли ее от меня.

Она покачала головой:

– Я скрыла ее от вас, зная, что французы – источник ваших неприятностей, и не желая, чтобы вы подозревали, будто я имею к ним отношение. Сказать вам всю правду я не могла, вот и хотела скрыть то, что вы могли бы неверно истолковать.

– И этим вынудили меня подозревать.

– И смех и грех, верно?

Достигнув молчаливого согласия, мы вернулись на свои места.

– А другая история? – спросил я. – Про смерть вашего отца, про долги и про вашего покровителя?

– Тоже правда. Я только не сказала, что этот покровитель был довольно высокопоставленным слугой короны, а с тех пор поднялся еще выше. Это он заметил мои таланты и предложил мне послужить стране и королю.

– В том числе соблазняя моих друзей?

Она опустила глаза.

– Вы действительно думаете, что я уступила бы мистеру Гордону, дабы получить нужные сведения? Может, он и хороший друг и верный соратник, но устоять перед женщинами неспособен. Я могла бы воспользоваться его слабостью, но, уважая вас, не стала бы расстраивать дружбу, уступив его желаниям.

– Какую дружбу? – спросил я. – Нашу с Элиасом или нашу с вами?

Она широко улыбнулась.

– И ту и другую. А теперь, когда мы все прояснили, давайте поговорим о тетради, которую вы, может быть, все же нашли.

Я замялся. Даже если поверить ее словам – к чему я был‑таки склонен, – я все равно не желал, чтобы тетрадь оказалась у Ост‑Индской компании.