Рума потряс копьем над головой.

    -  Будьте наготове! - взревел он. - Горе тому, кто попробует удариться в бегство! Разорву собственноручно!

    Фалко поднялся в седле, взмахнул саблей и хрипло поклялся:

    -  Или я сделаю это за тебя, Рума!

    Слезы Дарис текли на лицо Конана, искаженное страданием.

    -  Вернись, - молила она, - приди в себя. Я зову тебя… во имя… во имя Бэлит, вернись назад, к Бэлит.

    Несмотря на бушевавший в нем ад, он слышал ее. Что-то пробудилось в нем: каким-то образом мог он вновь вспомнить, понимать и говорить. Но каждое вымученное им слово само по себе было страданием и стоило ему чудовищного напряжения:

    -  Сам… виноват… встретил… Рахибу… в Птейоне… Могла меня… и… взяла… платок… с моей… кровью… с собой… и…

    Сказать что-то еще он был уже не в состоянии. Он скорчился от непереносимой боли и захрипел.

    Один из тайянцев заверещал и бросился бежать. Рума швырнул в него копье, и человек рухнул на землю. Побелев, Фалко подъехал к нему, чтобы добить и избавить от мучений. Горцы роптали, однако остались стоять где стояли. Стигийцы взирали на них с насмешкой.

    И тогда неожиданно над змеиным стягом взмыло вверх что-то сверкающее. Это была бронзовая боевая колесница, без колес и лошадей, и в ней стояла женщина. Прозрачные, как дуновение ветерка, одежды и волосы цвета полночи развевались от быстрого полета. Маленькое зеркальце горело на ее груди. В руках она держала маленькую фигурку, которую тискала пальцами и терзала кинжалом и пламенем. И она смеялась серебристым ясным смехом. Вверх взлетела она, потом опустилась и помчалась прочь.

    На много миль смолкли шумы битвы. Тайянцы заскулили. Недолго оставалось ждать той минуты, когда все они, исполненные ужаса, ринутся в бегство.

    -  Сенуфер! - закричал Фалко.

    Конан видел ее сквозь окутавшую его черноту. Она явилась перед ним, как Дэркето собственной персоной, выводящей из подземного царства целый сонм женских духов.

    -  Рахиба! - застонал он.

    Дарис вдруг ощутила рядом чье-то присутствие. Она скосила взгляд. Сакумба!

    -  Я что слышал, - говорил негр на ломаном стигийском. От ужаса он вспотел, мокрым было даже его обширное брюхо, но голос звучал твердо. - Я видеть, что они иметь чары тела над ним. Его кровь в кукле. Она его мучить. Скоро его убить.

    Отчаяние пронзило Дарис.

    -  Значит, она заранее задумала заманить нас сюда, - тупо пробормотала она. - Чтобы навеки лишить нас нашей веры… О Конан!

    Она хотела поцеловать его, страдающего невыразимо, но он так яростно бил вокруг себя руками, что она не поспела.

    -  Сенуфер, любимая! - кричал Фалко, точно лунатик.

    Он развернул своего мерина и сильно ударил его шпорами. Галопом промчался он по трупам, перепрыгнул через обломки боевых колесниц, устремляясь туда, где в воздухе парила Рахиба на своем колдовском возке. Взгляд Конана прояснился, в одно мгновение боль перестала быть такой невыносимой, и он увидел ее. Не было никаких сомнений в том, что это входило в намерения ведьмы. Конан должен был осознавать, что его предали.

    Когда Фалко был уже в пределах досягаемости колдуньи, она дала стигийским лучникам знак не выпускать стрелы. С торжествующим лицом она опустила свой колдовской возок так, что он почти касался дороги.