Ни слова в осуждение не сказал он Фалко, который все это время просидел на обочине, отвернувшись и безудержно плача.

    Глава двадцатая

    Месть Бэлит

    Крылатую Ладью выкатили из укрытия, и теперь она качалась на волнах в гавани Сейяна. Шесть человек стояли на пристани. Хотя в городе бурлила обычная суета, никто не решался подойти к друзьям ближе, потому что перед разлукой им хотелось побыть наедине.

    Солнце еще не встало над восточными горами, но небо над ними уже мерцало бледным золотом, оставаясь на западном горизонте темно-синим. В холодном воздухе над Стиксом растекался туман, скрывая в молочной белизне темную воду. С западных склонов журча стекал Хелу.

    Конан совсем не мерз, хотя кроме туники на нем ничего не было. На поясе висели кинжал и широкий меч в ножнах. Прекрасной была Секира Варуны, когда он протянул ее Авзару.

    -  Теперь она твоя, - сказал Конан, - и пусть всегда она хранит Тайю.

    -  Дай Митра, чтобы она не понадобилась нам скоро, - отозвался вождь.

    Но этого можно было не опасаться. Вместо того чтобы попытаться выдержать осаду (без сомнения, надолго бы эти попытки не затянулись), стигийский гарнизон в Сейяне сдался. Теперь, безоружные и под конвоем, солдаты шли назад, в Стигию. Жирный сатрап был отправлен вместе с ними после того, как выкупил себя, отдав все богатства, что выжал из этой страны. После поражения при деревне Рашт королевская армия Стигии долго еще не оправится. Кроме того, было общеизвестно, что новый король Ктесфон никогда не разделял захватнических планов своего отца.

    -  Вам или вашим потомкам придется когда-нибудь вновь бороться за Тайю, - заметил Конан. - Луксур не признает надолго вашу независимость.

    Авзар принял Секиру.

    -  Это верно, однако какое это имеет значение, если мы действительно свободный народ? Мы могли бы, без сомнения, уже сейчас найти поддержку в Кешане, Пунте или в другой соседней стране, имеющей основания не доверять Стигии.

    Парасан, верховный жрец, выглядел не таким счастливым.

    -  Я только опасаюсь, что это разорвет нашу последнюю связь с цивилизацией, - сказал он. - Мы превратимся в расу варварских кланов.

    Конан пожал плечами:

    -  Ну и что? Может это покажется грубым, но за свободу не жалко заплатить любую цену? И если уж совсем честно, лично я не вижу от цивилизации никакого проку.

    -  Дело твое, - пробормотал старик. - Я могу только надеяться, что солнце Митры вновь прольет на нас свои лучи и не лишит нас милости. Да будет с тобой его благословение, сын мой, за все, что ты сделал для нас. Пусть твой путь будет безоблачным, а возвращение радостным.

    Сакумба слушал эту беседу лишь отчасти. Возможно, последние слова жреца он слегка недопонял, потому что ухмыльнулся от уха до уха, сильно хлопнул киммерийца по спине и рявкнул:

    -  Да, когда я буду на Черном Побережье, я закачу для тебя праздник на неделю, Амра!

    Прозвище, которым Сакумба и его люди наградили Конана, означало на их языке «Лев».

    -  Я заранее рад, - заверил его киммериец. - Бэлит и я будем частыми гостями субанцев. - Он вновь стал серьезным. - Но как бы я ни рвался к ней, мне так тяжело прощаться с вами, быть может, навсегда. Дарис…

    -  Да? - Она отвернулась от Фалко, с которым тихо беседовала.

    -  Мне будет не хватать тебя куда больше, чем я могу выразить словами, - хмуро проговорил Конан.