«Говори, не прибавляя, —

         Царь сказал ему, зевая, —

         Если ж ты да будешь врать,

         То кнута не миновать».

         Спальник наш, собравшись с силой,

         Говорит царю: «Помилуй!

         Вот те истинный Христос,

         Справедлив мой, царь, донос:

         Наш Иван, то всякий знает,

         От тебя, отец, скрывает,

         Но не злато, не сребро —

         Жароптицево перо…» —

         «Жароптицево?.. Проклятый!

         И он смел, такой богатый…

         Погоди же ты, злодей!

         Не минуешь ты плетей!..» —

         «Да и то ль ещё он знает! —

         Спальник тихо продолжает,

         Изогнувшися. – Добро!

         Пусть имел бы он перо;

         Да и самую Жар-птицу

         Во твою, отец, светлицу,

         Коль приказ изволишь дать,

         Похваляется достать».

         И доносчик с этим словом,

         Скрючась обручем таловым[43 - Таловый – ивовый.],

         Ко кровати подошёл,

         Подал клад – и снова в пол.

         Царь смотрел и дивовался,

         Гладил бороду, смеялся

         И скусил пера конец.

         Тут, уклав его в ларец,

         Закричал (от нетерпенья),

         Подтвердив своё веленье

         Быстрым взмахом кулака:

         «Гей! Позвать мне дурака!»

         И посыльные дворяна

         Побежали по Ивана,

         Но, столкнувшись все в углу,

         Растянулись на полу.

         Царь тем много любовался

         И до колотья смеялся.

         А дворяна, усмотря,

         Что смешно то для царя,

         Меж собой перемигнулись

         И вдругорядь[44 - Вдругоредь – в другой раз, снова.