|
Глаза Дюрана улыбаются, но его губы остаются сложены тонкой, невыразительной складкой. В свои верные пятьдесят он поджар и изящен, как борзая. Он напоминает мне кого-то, какого-то человека из прошлого, хоть я и не могу вспомнить его имени. Офицер делает шаг вперед и, протянув руку, пожимает мою крепкой и резкой хваткой. — Как у вас с оружием? — сразу спрашивает он. — Я пользовался им, когда был мальчишкой. — С тех пор прошла куча времени. — Лет тридцать. Сидящий рядом с Дюраном человек усмехается, покачивая головой. Это невысокий коренастый тип с бритым наголо черепом, изуродованным шрамом, и знаками отличия сержанта на куртке. Дюран хлопает его по плечу: — Поли, одолжи отцу Джону свой пистолет. Продолжая улыбаться, сержант достает из кобуры пистолет и протягивает его мне. — Из чего вы стреляли в детстве? — спрашивает меня капитан. — О, из тьмы всего. Карабины, пистолеты. Еще автоматические ружья, снайперские винтовки, огнеметы, дезинтеграторы… Капитан смотрит на меня как на сумасшедшего. — …плазменные рассеиватели, катапульты, валлийский лук, меч, ионная пушка… Есть даже опыт обращения с тактической атомной бомбой. — Эй, эй. Минуточку, святой отец. О чем это вы? — О своем единственном опыте обращения с оружием. Я приобрел его, играя на компьютере и на «Плейстешн». Капитан Дюран качает головой. Сержант трет подбородок. — Ну вы же понимаете, что это не считается. Вы правда никогда не стреляли? То есть, из настоящего пистолета? — Нет. Ни единого выстрела. Сержант обращается к своему начальнику, так быстро говоря по-французски, что мне еле удается уловить только слова «проблема» и «боеприпасы». Дюран забирает у меня пистолет. — Вы понимаете, что это значит — выйти наружу, не умея стрелять? Шансов уцелеть у вас будет меньше, чем у снежинки в аду. — Я считал, что стрельбу вы возьмете на себя. Дюран строго смотрит на меня. — В этой мисси все должны быть способны действовать самостоятельно. В отряде нет места обузе. Это значит, что каждый должен быть способен защититься. Иначе он подвергает опасности не только себя, но и всю экспедицию. Ясно? Я киваю. Дюран делает одобрительный кивок головой. — Bon. Теоретическую часть можно опустить. Нельзя сказать, что мы завалены боеприпасами. Практическую часть я преподам вам на месте. Если понадобится. Но, боюсь, понадобится непременно. Пожалуй, теорию я все-таки преподам вам прямо сейчас. Первый и последний урок… В моем отряде всего два правила: один выстрел — один покойник. Я смотрю на него. — Это первое правило, — говорю я, — а второе? — Второе вытекает из первого: транжирить боеприпасы запрещено. Кардинал Альбани откашливается. — Не будете ли вы так любезны представить отцу Джону остальных членов отряда, капитан? Дюран указывает на стоящего рядом коренастого человека: — Сержант Пауль Венцель, по прозвищу Поли. Специалист по техникам уничтожения. Естественно, в этой области он всегда будет номером два. Никто не переплюнет генерала Фубара. — Фубара? Дюран улыбается. — Игра слов. FUBARD — от the FUBAR Day. Вы знаете, что такое ситуация FUBAR, отец Дэниэлс? — Признаю свое невежество. — На армейском американском жаргоне сложные ситуации классифицируются… классифицировались… аббревиатурами SNAFU, TARFU и FUBAR, по степени сложности. SNAFU состоит из начальных букв слов «Situation Normal, All Fucked Up », TARFU — из «Things Are Really Fucked Up ». |
