– Прохлаждаетесь! – в своей обычной манере заговорил Жако, подлетая поближе к Хануману. – А тем временем какой-то детеныш шимпанзе погибает!

– Попугай, не шути, не расстраивай меня еще больше! – печальным голосом заговорил Хануман.

– Какие шутки, какие шутки! Стифли там, между прочим, тоже погибнет, если вы не изволите поторопиться. Ведь это далеко. Я с трудом отыскал вас. Такой путь проделал, такой путь! – Жако ни при каких обстоятельствах не упускал возможности порисоваться. – Хорошо еще, что Симба остался там их охранять. Во всяком случае, можно быть полностью уверенным, что их никто не съест.

Однако малыш еле держится на ногах. И если не поспешить, то он еще больше ослабеет. Правда, я сбросил ему несколько плодов, но не уверен, будет ли он их есть.

– Ты правду говоришь, попугай? – встрепенулся Хануман.

– За кого вы меня принимаете? – обиженно пробормотал Жако. – Это так же верно, как то, что я сейчас здесь! Поторопитесь, обезьяны!

Охваченный безумной надеждой, Хануман в сопровождении многочисленных подданных бросился за попугаем. Жако показывал дорогу. Обезьяны спешили так, словно у них тоже появились крылья.

Даже Симба был шокирован толпой обезьян, появившихся словно из воздуха. Одни из них попрыгали внутрь норы, другие суетились наверху, срывая тонкие ветви лиан и опуская их концы в нору.

Всего лишь несколько минут потребовалось обезьянам, чтобы опутать со всех сторон лианами маленького Хана и вытащить его наверх. Таким же образом оказался наверху и Стифли.

Счастливый отец со слезами на глазах обнимал своего непутевого сына, ни на минуту не выпуская его из рук. Хануман сам покормил маленького Хана. И тот, уткнувшись к нему в грудь и успокоившись, задремал на руках у отца.

Вокруг ликовали обезьяны. Они бросались друг к другу, тихо вскрикивая от восторга, обнимались, одобрительно хлопая друг друга по плечам и спинам. Некоторые от избытка чувств били себя кулаками в грудь. Маленький Хан был их всеобщим любимцем, и они бурно выражали свою радость.

Как акробаты, обезьяны выделывали в воздухе сногсшибательные трюки, успевая лишь хвостами зацепиться за лианы и ветки деревьев. С каждой минутой веселая кутерьма приобретала все больший размах.

Хануман, все еще с маленьким Ханом на руках, подошел к друзьям и низко поклонился им.

– Я должен поблагодарить вас за спасение моего сына! Вы мне оказали неоценимую услугу. До конца своих дней я буду вашим должником. Вы вернули меня к жизни! Этот маленький проказник значит для меня все. Позвольте же мне хоть как-то отблагодарить вас.

– Да что вы! Не стоит благодарности, великий царь! – смутился Симба. – Мы только выполнили свой долг. Дети – это святое! Их никому нельзя давать в обиду!

– А кроме того, вы нам тоже помогли, вытащив из этой ужасной норы нашего Стифли – хитро добавил попугай. – Выходит, мы тоже перед вами в долгу за спасение нашего славного кабанчика, – захихикал он. – Смотрите! Он даже ни на грамм не успел похудеть!

На этот раз Стифли весело рассмеялся вместе со всеми, пропустив мимо ушей последнюю колкость попугая.

– Искренне прошу вас посетить мои владения! – предложил Хануман. – И позвольте мне устроить пир в вашу честь и в честь спасения моего сына...

Торжественную речь Ханумана прервал невообразимый шум и треск раздававшийся с той стороны, откуда пришли шимпанзе. Будто целое стадо великанов продиралось сквозь джунгли. Обезьяны сначала заволновались, но очень быстро успокоились, услышав, очевидно, какой-то условный крик.

А шум и треск нарастали все с новой силой. Симба, Стифли и Жако насторожились. Однако их тоже успокоил невозмутимый вид обезьян.

Через некоторое время из зарослей показались сначала толстый, длинный хобот, потом мощные бивни, а затем и вся голова с большими, похожими на лопухи ушами, принадлежавшая огромному слону.