Почти ничего не видно, правда? Тут есть веревочная лестница. Обычно ее хранят в чулане. Пару лет назад один из слуг спускался вниз, чтобы прибраться, так что теперь там все в порядке — ни костей, ни праха. Одни привидения… но вы в них не верите.
Она вытащила веревочную лестницу, зацепила ее за два крюка, которые, очевидно, именно для этой цели были вбиты в половицы, и бросила свободный конец вниз.
— Ну что, полезете со мной? — Она начала спускаться, подбадривая меня улыбкой. — Ведь вы не боитесь, да?
Она спрыгнула на пол, я — за ней.
Мы оказались в маленьком, тесном помещении. Из открытого люка проникало немного света, и я разглядела узкие щели, черневшие в стенах.
— Эти ходы сделали нарочно. Узники думали, что через них можно выйти наружу, но это лабиринт. Они надеялись найти нужный коридор и выйти на свободу, а на самом деле все коридоры ведут обратно в каменный мешок. Это была очень изощренная пытка.
— Интересно, — сказала я. — Никогда не слыхала ни о чем подобном.
— Хотите пройтись по коридору, мадемуазель? Уверена, что хотите. Вы же не боитесь! Вы такая храбрая и не верите в привидения.
Я подошла к щели, сделала несколько шагов в темноту и наткнулась на холодную стену. Мне хватило нескольких секунд, чтобы понять, что этот ход никуда не ведет. Впереди был тупик.
Вернувшись к исходной точке, я услышала сдавленный смех. Женевьева уже поднялась наверх и теперь сматывала лестницу.
— Вы любите прошлое, мадемуазель, — сказала она. — Вот и наслаждайтесь им. Представьте себе, этот каменный мешок все еще может приносить пользу семье де ла Талей.
— Женевьева! — закричала я.
Она засмеялась.
— Вы лгунья! — выкрикнула она. — Хотя, может быть, сами об этом не подозреваете. А теперь мы посмотрим, боитесь ли вы привидений!
Крышка люка захлопнулась. Меня обступила кромешная мгла, но через некоторое время мои глаза привыкли к темноте, а еще через несколько секунд я осознала весь ужас своего положения. Девчонка задумала этот трюк вчера вечером, когда отец предложил ей показать мне замок. Она выпустит меня. Мне остается лишь ждать освобождения и стараться не поддаваться панике.
— Женевьева! — позвала я. — Открой немедленно.
Я знала, что меня не слышно, вокруг были толстые стены и такие же плиты над головой. К чему строить тюрьму, если из нее доносятся крики жертв? Ее название прекрасно подходило к тому, что происходило с ее узниками: их предавали забвению.
Какая я дура, что поверила ей! Ведь я в первый же день раскусила ее, но потом позволила обмануть себя притворным смирением. А вдруг это не просто озорство? Вдруг это вовсе не безобидная выходка маленькой шалуньи?
Я спросила себя, что произойдет, когда обнаружат мое отсутствие. Когда это случится? Не раньше ужина. Либо в мою комнату принесут поднос, либо захотят позвать к семейному столу. И тогда… Неужели мне придется провести столько времени в этом отвратительном месте?
Внезапно мне в голову пришла еще одна мысль. А если Женевьева явится в мою комнату и спрячет вещи, чтобы все подумали, будто я уехала? Она даже может сочинить записку с объяснением от моего имени — дескать, я уехала, потому что мне не понравилось, как меня приняли… потому что не хочу у них больше работать.
Способна ли она на такое?
Почему бы и нет? Дочь убийцы!
Испытывала ли я страх? Я почти ничего не знала о трагически погибшей жене графа — лишь то, что с ней связана какая-то тайна. Но дочь у нее — очень странная девочка. Дикая. Теперь я верила, что она способна на все.
Вскоре я поняла, что чувствовали люди, оказавшись в этом ужасном месте. Я, конечно, не могла сравнивать себя с ними. |