Оглушительно «ГАВ» перекрывает мои последние слова.

Тине с немым укором смотрит на нас обоих. Мы смущенно переглядываемся, малиновые огоньки под шляпой медленно гаснут, воздух становится обычным прохладно-ночным.

Собака совсем по-человечески вздыхает, подхватывает корзину и трусит дальше по улице. Мы молча идем следом.

После спора меня все еще колотит. Невысказанная злость требует выхода. А сердце… Ох, уж это сердце. Никогда я еще не чувствовала такого диссонанса. Это когда и прибить хочется, а потом обнять и поцеловать в губы. Жарко, до боли. До полной потери ощущения реальности. И рецепт выздоровления в данном случае только один – исполнить желаемое или сразу оба.

Но я воспитанный человек. На мужчин бросаться не приучена, а потому иду и молча страдаю от противоречий собственной натуры.

А вот и площадь перед дворцом. Слева вальяжной походочкой вдоль ограды движется парочка стражников – оба в несуразных, наспех сшитых черных костюмах с зелеными полосами на спине и груди. Полосы – это чтобы охранники порядка чем-то отличались от тех, кто этот порядок привык по ночам нарушать. Хотя с проклятием уровень преступности в королевстве снизился почти до нуля. Об этом мне с гордостью поведал Костяшка. На мой взгляд, странный побочный эффект, но огорчаться повода нет.

Увидев меня, стражники приосанились, шаг сделался печатным, а ружья приняли вертикальное положение.

– До встречи, моя королева, – шепнула темнота за спиной. Легкий ветерок – и на площади перед дворцом остались только я и Тина. Запоздалая мысль: а вот какого меня понесло к парадным воротам? Нет, чтобы тихонько, через заднюю калитку вернуться. Но сделанного не воротишь.

– Доброй ночи, ваше величество! – вежливо поприветствовала охрана.

Интересно, а в курсе ли они, что его величество сегодня как бы занят и возвращаюсь я не от него…

Вот она реальность жизни королевы, когда измена мужу приравнивается к измене государству. И каждый от простого стражника до наместника не прочь влезть в твою личную жизнь, потоптаться по ней, заглянуть во все сокровенные уголки – а вдруг там чего преступного завалялось?

Монархия должны быть абсолютной, когда не то что в душу, в глаза заглянуть боялись. Вот тогда король, ну или королева, могут спокойно восседать на троне, неся ответ за свои дела только перед совестью и Богом. А всякие там наместники, палаты лордов – есть зло, противное любому здравомыслящему монарху. Сначала помощь от них прими, потом властью поделись… Не успеешь оглянуться и превратишься в ручную собачонку с короной на голове.

– Кому доброй, а кому…

От моего недоброго взгляда стражники впали в недоумение. Мысль: «Уж, не по нашу ли душу несется разнос?» так и читалась на белых лбах черепов. Положение спас наместник, в темно-зеленом плаще костяным колобком выкатившимся из ворот. И не спится же некоторым!

– Ваше величество!

Ого, сколько трагизма в голосе. На целый театр хватит.

– Мы же договаривались, – почти шепотом. Про субординацию помним, и то хорошо.

– По ночам уже холодно, а вы в тонком платье, – это нормальным голосом и с такой заботой, что аж совесть на дне души зашевелилась.

– И я рада вас видеть, наместник.

Стражники замерли, стараясь не дышать – вдруг какое слово из нашего разговора упустят. Базарные кумушки им подобной глухоты не простят!

– Действительно, прохладно, – глазами указываю на лишних свидетелей.

– Так что мы стоим? – проявляет понимание Костяшка, – идемте скорее во дворец.

В спину нам доносится разочарованный вздох.