— Боюсь, что это все, ваше Светлейшее Сиятельство.

Гроссгерцогиня, ожидавшая, наверное, извинений и похвалы от мужа, снова вскинула голову и поджала губы.

— Разве что… Ваш августейший супруг упомянул, что вам вовсе нет нужды сидеть в этом монастыре, словно привязанной, что отсюда-де вам, верно, не слишком-то удобно все организовывать.

Эвелина побарабанила ноготками по подлокотнику и с горькой усмешкой кивнула.

— Да, тут с ним сложно поспорить…

Флигель-адъютант на такие слова своей повелительницы лишь чуть улыбнулся, намереваясь, вероятно, предложить ей возвращение в столицу в его карете, однако уже следующая фраза герцогини заставила его застыть, словно громом пораженного: — Армия ушла вперед, сюда везти больных и увечных становится далеко. Надо переносить госпиталь ближе к войскам.

— Государыня, в этом никакой необходимости уже нет! — запротестовал фон Швётцер, имевший от Максимиллиана Капризного строго противоположное распоряжение. — Не знаю, вправе ли я… Впрочем, скоро это станет общеизвестно. Ваш брат, герцог Гольштейнский, объявил войну Померании и нынче его храбрые солдаты уже подходят к западной границе княжества.

— Похоже, что Фредерик выжил из ума следом за папенькой, — язвительным тоном отозвалась Эвелина. — Сколько помню, солдат там было немногим больше, чем… чем… Да вот хотя бы и в дивизии Эдвина! Кстати, герр фон Швётцер, не могли бы вы его отсюда забрать с собой?

— Простите, я не совсем понимаю…

— Да что тут вообще понимать? Мужчины постоянно совершают всяческие глупости, и эрцгерцог ваш в этом плане ни разу не исключение. Аккурат перед самой Аурумштадской викторией, совершая сикурс во фланг неприятелю, — за время общения с солдатами и офицерами герцогиня, и все ее фрейлины нахватались от своих пациентов самых разных словечек, и теперь Эвелина, не без удовольствия, вставляла в свою речь сугубо военные термины, чем повергла несчастного свитского генерала в шок и прострацию, — этому великовозрастному балбесу вздумалось погеройствовать. Нет, чтобы должным образом марш организовать — полез лично из грязи пушку вытаскивать. Под дождем. Без плаща. Ну и кто же ему виноват, что свалился с пневмонией? Это еще хорошо, что у фельдмаршала фон Берга хватило разума Эдвина отстранить от командования и отправить на излечение. Так вы представляете что?

Последняя фраза была произнесена гроссгерцогиней голосом полным возмущения.

— Э-э-э, неужто его сиятельство отказались повиноваться приказу? — озадачено вопросил фон Швётцер.

— Ну, это было бы чересчур даже для него. — Эвелина тяжко вздохнула. — Нет, категорически уперся, и как мы с дамами его ни упрашивали, дабы он возвратился в столицу, под надзор лейб-медиков — вы знаете какое этим бездельникам жалование от казны положено?! — он заявил, что будет переносить тяготы и болезни вместе со своими солдатами, и из госпиталя уезжать не желает ни в какую! Заберите вы этого оболтуса в Бранденбург, скажите, что отец вызывает. У меня тут тяжелобольных и так хватает, а врачей — нет. Если бы не милейший герр Копфштюк…

Эвелина с улыбкой поглядела на бургомистра Кляйнеегерсдорфа.

— Ах, сударыня, если бы я только мог! — воскликнул гроссгерцогский флигель-адъютант, горестно всплеснув руками. — Но ведь вам прекрасно известно, что утверждать от имени Его Светлейшего Сиятельства что-то, чего он не говорил — тяжелейшее государственное преступление, каковое карается смертной казнью! Приказать же эрцгерцогу я не в праве — он старше меня по званию!

На личике герцогини появилось выражение, которое правильнее всего было бы интерпретировать как «Никогда от вас, мужчин, толку нет!»

— Госпожа, — вдруг окликнула ее Мафальда, уже полностью пролиставшая Положение.