Я могла бы стряхивать скатерть прямо на нее – Филлис бы не возражала. Точно так же ее ни в малейшей степени не волновал Сесс. Она, должно быть, вычислила, что означает его пребывание на поводке. Когда я открывала дверь, чтобы вывести кошек погулять, и он выстреливал вперед, словно спущенная с поводка борзая (он делал это, по обыкновению, молча, как предписывал ему обычай Сесса Могущественного Охотника), она знала, что далеко убежать ему не удастся. Филлис просто медленно отходила на лужайку, убеждалась, что он у нас под контролем, а потом тем же тихим шагом возвращалась обратно. Такое ее доверие согревало нам душу, но оно же расстраивало Сесса, совершенно не соответствуя его понятию о «сиамском рае», в который его не пускал подлый ошейник.

«Она голодная, – сказал Чарльз. – Посмотри на ее худое маленькое тело. Вероятно, другие фазаны не пускают ее есть с ними. Определенно ее привлекают во двор крошки, которые мы бросаем птицам, а к нам она тянется, потому что понимает, кто именно эти крошки выносит. Если мы станем класть крошки на дальний край лужайки специально для нее, она не будет слоняться вокруг двери и раздражать Сесса». Сесса, который, находясь в помещении, проводил большую часть времени на окне над морозильником, лелея в отношении нее кровожадные замыслы.

Это означало две порции крошек, так как мы не могли пренебречь нашими постоянными клиентами. Это также означало две порции крошек для Филлис, которая следовала за мной через лужайку, съедала ту порцию, которую я клала там, затем шествовала обратно во двор и присоединялась к воробьям.

«Кукуруза, – осенило Чарльза. – Тот пакет с кукурузой, что Луиза привезла из Канады для поджаривания. Если бы мы отдали ее Филлис, ей бы не пришлось беспокоиться о крошках – это удерживало бы ее вдалеке от двери».

Кукуруза Филлис понравилась. Она нетерпеливо дожидалась ее каждое утро и, завидев пакет, шла за мной через лужайку. К несчастью, когда она расправлялась с кукурузой, то возвращалась и опять-таки поедала птичьи крошки. Так что единственным результатом стало то, что теперь она также ожидала от нас и кукурузы (а как могли мы перестать ее давать, раз уж начали?). Сесс же стал раздражаться еще больше. Филлис беззаботно ходила по всему двору, прекрасно зная, что он не может на нее напасть. Если же я вела его на поводке через лужайку к любимому охотничьему уголку, то стоило ему только оглянуться, как выяснялось, что Та Фазаниха следует прямо за нами, уверенная, что раз я на лужайке, это означает кукурузу.

Другие люди тоже начали замечать, что фазаниха ходит за мной по пятам, словно домашняя курица. Фред Ферри, увидев однажды утром, как я разбрасываю попкорн, сказал, что, мол, кажется, мы начали следовать его совету.

– О нет, это не так, – ответила я. – Эта курочка ручная. Мы подкармливаем ее, потому что она такая худая.

– Худая? – переспросил Фред.

Я проследовала глазами за его взглядом. Я привыкла думать о ней как о тощей, но на диете из попкорна и птичьих крошек Филлис превратилась в птицу с лоснящимися перьями, у которой ширина туловища практически сравнялась с длиной. Словом, она хоть сейчас годилась на стол.

Стоял уже ноябрь, и охота на фазанов началась. Я надеялась, что Филлис уцелеет. Остальные фазаны постепенно исчезли – возможно, напуганные звуками выстрелов.