|
В зеркале, одновременно пытаясь следить за пыльной, петляющей тропой, которую они здесь называют «дорогой», я вижу, как ее лицо изнутри разрезает лезвие бритвы. Я понимаю, что машина, на которой мы едем, составляет теперь неделимое целое с моим собственным телом, и меня охватывает паника. Нас мотает из стороны в сторону, подбрасывает, мы взмываем стремительно вверх, в трепещущую стену света. Я бешено глотаю густой, тяжелый воздух, такое ощущение, будто легкие наполняются водой. Я слышу пронзительный крик хищной птицы, пролетевшей надо мной так близко, что чувствуется гнусный запах падали, от нее исходящий. Я собираю оставшиеся силы, чтобы справиться с управлением, и тут обнаруживаю, что ее уже и след простыл, а Сэнди сидит рядом со мной на переднем сиденье. – Там стало немного тесновато, – улыбается он, показывая назад, где расселось какое‑то японское трио – все в деловых костюмах, возбужденно щелкают фотоаппаратами и болтают между собой на языке, который мне непонятен, но и на японский непохож. Короче, полный пиздец. И вот в этом пиздеце Сэнди – лучший сталкер? ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ Да. Я уже чувствую себя значительно лучше. Чем глубже, чем дальше я забираюсь от них, тем лучше я себя чувствую. У Сэнди Джеймисона изменилось выражение лица, он перестал быть насмешливым соперником и снова взял на себя роль преданного друга и проводника. Это означает, что я вернулся туда, где им меня не достать: в глубокие сферы собственного сознания. Но они не оставляют своих попыток; я чувствую их даже отсюда. Все пытаются засунуть мне в сраку еще одну трубку, или что‑нибудь в этом роде, нарушая таким образом мои личные… нет, только не это… смени тему, держи себя в руках. В руках. Сэнди ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ Японский бог! – воскликнул Сэнди, когда у нас перед носом, мимо ветрового стекла пролетел ни к селу ни к городу Аист Марабу. Я знал, что это как раз тот, что нам нужен, но преследовать его бесполезно, ведь я едва управлялся с машиной. Кроме того, угнаться за птицей в полете невозможно, но потом мы приложим все усилия, чтобы определить место его гнездовья и уничтожить эту тварь. А пока время терпит, мы медленно снижаемся, со странным гидравлическим посвистыванием, чтобы приземлиться в тропических лесах. – Мне никак не справиться с управлением, Сэнди, – признал я свое поражение, безуспешно подергав рычаги и понажимав кнопки. В отчаянье я вскидываю руки. Хочется еще полетать. Кажется, что и не нужно спускаться. – Печенье осталось, Рой? – спросил Сэнди с пристрастием. Я заглянул в пачку на панели – осталось всего три штучки; значит, эта жадоба, этот вредитель сожрал почти все! – Боже мой, Сэнди, ты сегодня прямо Робин‑Бобин Барабек, – заметил я. Сэнди залился высоким, чистым смехом. – Нервы, я так думаю. Приземляться особого желания нет, но хоть похавать можно будет прилично. – Хотелось бы надеяться! Наш корабль неумолимо спускался, приближаясь к тому, что сначала казалось небольшим поселением, но затем, непрерывно расширяясь вне нашего поля зрения, вдруг предстало перед нами гигантским мегаполисом. Мы пикировали на старое каменное здание в колониальном стиле, крыши не было – по периметру больших стен здания торчали лишь зазубрины битого стекла. Мне казалось, что нашему кораблю не удастся поместиться в проем, я напрягся в ожидании столкновения. Однако размеры корабля, похоже, изменились в самый раз, чтобы вписаться, и мы пролетели. Мы приземлились в весьма пристойной зале готической каменной кладки. В здании, очевидно, размещалось какое‑то учреждение. Его великолепие наводило на мысль о безбедном прошлом, а жалкое состояние, в котором оно содержалось, указывало на нищенское и куда менее цивилизованное настоящее. |
