В машине Ласковин сразу взялся за телефон.

    – Ростик,– сказал он в трубку.– Запиши адресок.

    И продиктовал адрес квартиры, где они побывали. И, отвечая на вопрос:

    – Мелочь. Травка, развращение несовершеннолетних, что найдете. Да, по моей части. Нет, пальцем не тронул. Будь.

    Сложил трубку, завел машину.

    Губанок сидел сзади, рядом с дочерью. Он чувствовал ее тепло, хотелось обнять девочку, утешить… но Павел Васильевич не решался.

    – Куда теперь? – спросил он.

    Ласковин протянул через плечо карточку с адресом.

    – Реабилитационный центр,– объяснил он.– Для таких, как ваша дочь. Вы кем работаете?

    – Программист. В фирме.

    – Зарабатываете хорошо?

    – Прилично.– И, уловив намек:– Сколько я должен?

    – На карточке, внизу, расчетный счет. Переведете, сколько сможете.

    – Конечно, конечно,– проговорил Губанок.– А сколько я должен лично вам, Андрей Александрович?

    – Мне – ничего.

    Ласковин прибавил газа, и «ауди» запетляла между машинами.

    «Рискованно водит»,– подумал Губанок. Эта мысль показалась ему забавной.

    – Андрей Александрович,– спросил он через некоторое время,– а что вы сделали с… этой?

    – Я? – Губанок услышал короткий смешок.– Я – ничего. Переволновалась немного. Бывает, верно?

    – Ну как? – поинтересовалась Наташа.– Выручил?

    – А как же,– без особого воодушевления ответил Андрей.

    – А почему такой задумчивый? Что-то случилось?

    – Да нет, ничего особенного.

    Верно, ничего особенного. Просто работяга, который вылез из канализации, очень уж напоминал мужика, положившего новорусов у «Октябрьского».

    «Для того, кто видит, случайных встреч не бывает»,– говаривал Слава Зимородинский.

    А для того, кто не видит?

    Этого Андрей не знал. Потому что видел редко.

    А между тем всего лишь десять минут назад, когда Ласковин входил в подъезд, навстречу ему попались двое мужчин, на которых его сэнсэй точно обратил бы внимание. Тогда как проникнутый уверенностью в собственной крутизне Андрей прошел мимо, не взглянув. И напрасно. Если охотник становится дичью, все еще полагая себя охотником, обычно от него остается только кучка обглоданных костей и дюжина несъедобных предметов, вроде часов и бронзовых пуговиц.

    – Этот? – сказал младший из двоих.

    Скорее утверждение, чем вопрос.

    – Да.

    – Могуч.

    – Силен,– поправил старший.

    – Берем? – напряженно спросил младший, глядя в черную дыру подъезда.

    Брови старшего сдвинулись. Две мохнатые гусеницы под мощным голым лбом.

    – Нет. Не время.

    Младший кивнул. С облегчением. Медведя можно убить кухонным ножом. Но лучше это сделать, когда медведь спит.

    Глава седьмая

    День у Альбины Сергеевны Растоцкой выдался отвратительный. Поставщик опять задержал партию кожи, а неустойку из него хрен вытрясешь, потому что госпредприятие.