Алла смотрела на него, как на чужого.

    – Ты меня… не узнаешь? – дрогнувшим голосом спросил Губанок

    – Зачем ты пришел, папа? – равнодушно сказала Алла.– Ты – черный. Тебе здесь не место.

    Губанок, ошарашенный, беззвучно открывал и закрывал рот, пока Андрей Александрович не привел его в чувство, похлопав по плечу.

    – Это она?

    Губанок кивнул.

    – Пойдем,– велел Андрей Александрович Алле, но девушка проворно отползла к стене.

    – Она не пойдет,– сказал Губанок

    Ласковин промолчал. Он ждал. И дождался.

    Забурчала вода в туалете, бухнула дверь, и вместе с облаком вони, отпихнув Губанка, в комнату ворвалась низенькая толстая женщина с кукишем на макушке и в юбке, которую из эстетических соображений следовало бы сделать длиннее.

    – И-и-и! Ты-ы-ы! Прочь! Прочь! – завопила тетка, словно ей прищемили палец.

    И комично запрыгала вокруг Ласковина. Тот стоял с каменным лицом, абсолютно неподвижный. Обитатели комнаты зашевелились, оживились, как слепые щенки, почуявшие мать.

    Губанок удивленно взирал на приземистую бабу – в его голове не укладывалось, чем этакое чучело смогло приманить его образованную и чистоплотную дочь.

    – Э-э… мадам… – выдавил он.

    Тетка мгновенно развернулась.

    – Дьявол! – взвизгнула она, тыча в Павла Васильевича коротким пальцем.– Сгинь!

    Тут Губанка пробрало до костей. Он побелел и попятился. Толстая неопрятная тетка буквально окатила его ужасом. Он и хотел бы убежать, да ноги не слушались.

    «Гипноз», – подумал Павел Васильевич.

    Но легче ему не стало. Губанок бросил на Ласковина отчаянный взгляд… И сразу полегчало. Андрей Александрович улыбался. Уверенно, спокойно.

    – Не кричи,– негромко посоветовал он.– Горло сорвешь.

    Голос его звучал совершенно искренне.

    Тетка подскочила на месте и, забыв о существовании Губанка, росомахой кинулась на Ласковина.

    Поток брани выплеснулся из ее рта, как прокисшее пиво из откупоренной бутылки.

    Ласковин молчал. Улыбался. Доброжелательно.

    Губанок достал платок и вытер вспотевшее лицо. Признаться, он ожидал от своего спутника совершенно другого поведения. Страх прошел, и теперь только неприятная слабость да липнущая к спине рубашка напоминали о пережитом ужасе.

    А Ласковин улыбался. Мягко, сострадательно. Как улыбается взрослый, глядя на рассердившегося ребенка.

    Тетка осеклась. Плечи ее затряслись, пальцы впились в жирную грудь. Губанок услышал клекочущий хрип, а затем увидел, как тетка медленно осела на пол и так же медленно повалилась набок.

    Один из находившихся в комнате мужчин дернулся было к ней, но Ласковин погрозил пальцем, и энтузиаст остался на месте.

    – Пойдем,– сказал Андрей Александрович Алле, чьи глаза стали абсолютно круглыми.

    К удивлению Губанка, дочь, не прекословя, встала и двинулась за Ласковиным. А за ней, замыкающим, пошел сам Павел Васильевич.

    «Как она похудела», – подумал он, глядя на истончившиеся икры Аллы.

    Перешагнув через тушу «привратника», они покинули «обитель».

    В машине Ласковин сразу взялся за телефон.