В пачках оказалось не по сто купюр, а вдвое больше. Серьезная сумма. Годовой доход преуспевающего американца. Андрей запихнул баксы обратно в сумочку, застегнул молнию. Налил себе еще кофе и пожалел, что не курит. Ей-богу, пары киллеров он испугался бы меньше, чем этой пачки. Нехорошие деньги. Грязные, очень грязные. От этих новеньких купюр так и перло злом. Зря он их взял…

    Почувствовав, как приходящие мысли раскачивают его, нагнетают эмоции, угрожают внутреннему равновесию, Андрей сказал себе: «Стоп!»

    Выкинув из головы все проблемы и мысли, Ласковин не стал допивать кофе, а поднялся, принял одну из медитационных стоек и на полчаса превратился в статую. Через полчаса он на мгновение вышел из неподвижности, изменил положение рук. Еще через час на кухню заглянула Наташа и, увидев, что ее друг занимается, отправилась в ванную. Когда она появилась снова, Ласковин уже жарил бекон. Себе. Наташа теперь завтракала проросшим зерном.

    – Были гости? – спросила девушка, расчесывая волосы.

    – Ты так думаешь? – Ласковин поглядел на нее с восхищением, но восхищался он не столько ее проницательностью, сколько внешностью.

    – Бабушка рассказала.

    Имелся в виду портрет в комнате.

    Наташа присела на подоконник и поставила на колено тарелку с залитым с вечера зерном. По правилам зерно полагалось есть руками и «сосредоточиться на наслаждении пищей», но наполняющий кухню запах жареной свинины этому сосредоточению, мягко говоря, мешал.

    Ласковин выплеснул на сковороду яйца, перехватил косой взгляд, ухмыльнулся:

    – Овсянка, сэр!

    – Свинство, сударь! – сердито сказала Наташа, спрыгнула с подоконника и, отобрав у Андрея нож, сцапала со сковороды кусок ветчины.

    – Точно,– согласился Ласковин.– Как есть свинство, не какая-нибудь телятина!

    Наташа фыркнула и осторожно, чтобы не обжечься, принялась за бекон.

    Звонок в дверь.

    – Бойкое нынче утро,– проворчал Андрей и двинулся открывать.

    – В комнату не веди! – крикнула вслед Наташа.– Там постель не прибрана.

    Новый гость разительно отличался от предыдущего. И телом, и духом.

    – Андрей Александрович?

    – Так,– кивнул Ласковин, не спеша приглашать гостя в дом.

    – Прошу извинить великодушно, Григорий Степанович сказал, что, может быть… если вы… ни к чему не обязывая…

    – Смушко?

    – Да, он…

    – Входите.

    Наташа удивленно оглядела гостя. Он совсем не походил на друзей и недругов ее Андрея. Слишком пришибленный и слишком… интеллигентный. Несмотря на щетину и черные круги под глазами.

    – Хотите кофе? – предложила она.

    – Если вас не затруднит.

    – Нисколько.

    Рука, принявшая фарфоровую чашечку, дрожала. Но на похмельный синдром не похоже. Тем более запах перегара отсутствует. Ломка? Тоже сомнительно. И вдруг поняла: горе, большое горе. Господи, ей ли не знать, как выглядит человек в беде!

    – Как Григорий Степаныч? – спросил Андрей.– Здоров? Давно с ним не виделись.

    – Да мы с ним не очень… близки. Просто… – Он покосился на Наташу, и та, мгновенно угадав, поднялась.