– Почему домашняя? – удивился Андрей.– Нормальная. Могу, кстати, переписать.

    – А можно?

    – Кто сказал, нельзя?

    – Андрей Александрович, я могу полюбопытствовать, где вы работаете?

    «Нигде»,– был бы честный ответ. Но не следовало огорчать хорошего человека.

    – Фирма «Шлем». Охрана, сопровождение и прочее.

    Даже не совсем вранье. Трудовая по сей день лежит в столе у лапушки Фаридушечки, Сипякинской, вернее, теперь уже Абрековой секретарши, ибо слабо верится, что Конь прискачет из своих заграниц.

    – И хорошо платят?

    – Сдельно,– сказал Ласковин.– Сергей Евгеньевич, давайте немного помолчим, мне надо подумать.

    – Простите.

    Да, подумать надо. Итак, что мы знаем? Есть некий господин по имени Дмитрий, но охотно отзывающийся на кличку Мастер. Обитает сей господин на славной улице Чапаева. Именно оттуда «выставили» уважаемого Сергея Евгеньевича. Есть определенная вероятность, что там же обретается и блудная дочка Вика. С точки зрения самого Ласковина, ее можно было бы там и оставить.

    В Питере тысячи писюшек-малолеток, завязших в сомнительных компаниях. Причем половина рада бы выбраться, да не может. А дочка Вика мало того, что совершеннолетняя, так еще и домой не желает. Но точка зрения Андрея в данном случае значения не имеет. Смушко редко обращается к нему с просьбами, и не уважить – просто свинство. Однако вопрос остается открытым. Даже если Ласковин и передаст чадо в объятья папы, кто поручится, что завтра дочурка не удерет снова? «Ладно,– подумал Ласковин.– Значит, об этом позаботится Дима-оккультист».

    Данилова он оставил в машине. Поднялся. Постоял под дверью, прислушиваясь, а заодно приводя себя в надлежащее настроение. Позвонил. Ждать пришлось долго, минуты три. Затем дверь приоткрылась, выглянула женская мордочка. Довольно потасканная. И сразу потянуло конопелькой.

    – А вам кого?

    Ласковин вальяжно улыбнулся.

    – Может, и тебя, киска. Хозяин дома?

    – Нету,– ответила «киска», по-прежнему придерживая дверь.– Болеет Мастер.

    – Нету? Или болеет? – Ласковин улыбнулся еще шире, в полный оскал.– Разве мастера болеют, лапка?

    – Угу,– робко растянула губки.

    – На-ка, на лекарства,– протянул свернутую трубочкой двадцатибаксовую бумажку.

    «Киска» бумажку взяла. Рефлекс. А дверь отпустила, и Ласковин этим воспользовался.

    Ага! Росписью коридор мог бы соперничать с тантрическим храмом. Если бы у расписывавшего присутствовал художественный талант. Зато эрудиция у «художника» безусловно была.

    Пока «киска» обдумывала его вторжение, Ласковин повернулся спиной и элегантно скинул ей на руки потрясающий голландский плащ. «Киска» машинально приняла одежку и пристроила на вешалку, легко бы вписавшуюся в интерьер любого секс-шопа. Тем временем в коридоре возникла еще одна персона. Нечто тощее и лохматое, неопределенного пола. Ласковин смерил «нечто» взглядом, прикидывая: не Данилова ли младшая? Предусмотрительный отец даже не потрудился захватить с собой фотографию. Нет, решил, старовата для доцентовой дочки. Но…

    Наклонясь к маленькому ушку «киски», прошептал:

    – Ежели мой клифт какая сука попортит или, хуже того, скиздит, я эту вешалку тебе в жопку запихну, сладкая.