– Вам виднее, – сказал Райкер, – мы ведь все из Центра.

– Давайте я напишу что-то вроде рекламной зазывалки, и мы поместим её на первой полосе, – предложил молодой редактор. – Можно воспользоваться политической ситуацией – ведь в следующем месяце нас ждут перевыборы.

Возражений не последовало, и на первой полосе пятничного выпуска, в рубрике <Новости короткой строкой>, было напечатано следующее:

МУСКАУНТИ УНИЧТОЖЕН ПОЖАРОМ…

В 1869 ГОДУ

В понедельник вечером история вновь оживет, когда городские власти и старейшие наши горожане увидят премьеру документальной драмы <Грандиозный пожар 1869 года>. После первого представления, которое состоится в особняке Гейджев на Гудвинтер-бульваре, газета <Всякая всячина> предполагает осуществить бесплатные представления в школах, церквях и клубах.

Имя Джима Квиллера действовало на людей магически, поскольку он был не только популярным журналистом, но и очень богатым человеком. К тому же газета процитировала мэра, председателя совета, уполномоченных округа – все они сообщили о своём намерении посетить премьерное представление, воскрешающее важное историческое событие. Сразу же после выхода газеты в офисе Джуниора стали раздаваться многочисленные телефонные звонки граждан, почитавших себя важными городскими персонами и изъявлявших желание принять приглашение. Дальше – больше: самым часто употребляемым выражением в округе стало прямая трансляция, причём использовалось оно даже в сочетании с показом слайдов или демонстрацией видеорепортажей. Хикси с головой окунулась в работу. Она одолжила складные кресла в Зале погребальных церемоний, раздобыла где-то вешалки для зрительского гардероба, договорилась об организации буфета.

И вот торжественный вечер наступил. Во всех окнах особняка Гейджев горел яркий свет, поэтому здание смотрелось как яркий фонарь среди унылых каменных замков, стоящих на бульваре. Следует заметить, что скрытые от глаз лампы зажглись в тот момент, когда отцы города подошли к лестнице, ведущей в дом. Издатель газеты приветствовал именитых граждан в вестибюле, исполнительный директор помог им снять верхнюю одежду; программки вручил заведующий отделом политики; заведующий отделом спорта проводил их по мраморной лестнице в бальный зал. Репортеры, помогающие на парковке, втащили по ступенькам парадной лестницы инвалидную коляску с сидящим в ней пожилым мужчиной и подкатили её к лифту, считавшемуся экзотической достопримечательностью особняка.

А в это время Квиллер, весь в холодной испарине в ожидании начала представления, сидел в глубине сцены в бальном зале. Огромный, заново декорированный зал украшали гобелены в стиле ар-деко и старинной работы светильники. Более сотни стульев окружали помост, на котором восседали сейчас оркестранты, успевшие уже сыграть вальс и джигу. На сцене стояли простой деревянный стол и кресло для диктора; на столе – телефон и рамочный микрофон, и тот и другой допотопного вида. У края сцены находился ещё один стол – для <студийного техника>. Под помостом можно было рассмотреть змеящиеся провода, шедшие от динамиков и штативов с осветительными лампами к микшерскому пульту.

– Тебе не кажется, что эти провода создают впечатление беспорядка? – спросил Квиллер Хикси.

– Они создают впечатление высокотехнологичной системы, – ответила она.

– Что ж, тогда усилим это впечатление и добавим ещё проводов. – Он размотал удлинитель и пристроил его провод желтого цвета к куче проводов под помостом.

– Отлично! – воскликнула Хикси. – Это действительно впечатляет.  Je ne sais quoi!

Зрительный зал постепенно заполнялся людьми, одетыми, все как один, в свитера.