– Всё ещё командуешь этой твердыней? – спросил Квиллер. – От Беверли ничего не слышно?
– Нет. После всех мытарств, через которые ей довелось пройти в нашем чудесном городе, она, конечно же, рада забыть о его существовании.
Тем не менее Беверли написала Квиллеру, чтобы поблагодарить за подарок, который он сделал ей на прощанье. Бедная женщина и не подозревала, что Квиллер был счастлив от него избавиться.
С Вашей стороны было очень любезно подарить мне <Белизну белого>: Я повесила инталию у себя дома, и все гости ею восторгаются. Мне удалось найти работу в Анн-Арбор, штат Мичиган. Надеюсь, со временем из этого выйдет кое-что стоящее.
Читая эти строчки, Квиллер понимающе хмыкнул. Насколько он знал, Анн-Арбор – именно такой город, где инталию с трехмерным изображением снежинки, возможно несущим в себе тайный смысл, смогут оценить по достоинству. Он выиграл это произведение искусства в лотерею, которую проводил Центр искусств, да и то потому, что оказался единственным участником. Квиллер выступал под личиной некоего профессора Рональда Фробница . Он всё ломал голову над тем, как бы избавиться от выигрыша, не обидев художника, а тут как раз Беверли Форфар собралась уезжать из города. И Квиллер вручил ей инталию под тем предлогом, что профессор Фробниц, приглашенный возглавить кафедру в одном из японских университетов, никак не может взять шедевр с собой. Беверли была очень рада получить в подарок шедевр, оцененный в тысячу долларов. В постскриптуме к письму она просила:
Если Вы переписываетесь с профессором Фробницом, пожалуйста, поблагодарите его от моего имени за такую щедрость. Очень жаль, что я не смогла встретиться с ним в Пикаксе. Судя по телефонному разговору, он просто очарователен.
– Замену Беверли пока не подыскали? – спросил Квиллер у Торнтона.
– Беседовали с несколькими кандидатами, но, похоже, они не подошли.
– Вини себя, Торн. Зачем нанимать менеджера и платить ему деньги, если ты прекрасно справляешься со всем этим хозяйством бесплатно?
– Думаешь, я не понимаю? После тринадцатого сентября ухожу в любом случае. Ну а пока мы устраиваем любительскую выставку произведений декоративно-прикладного искусства. Придешь на открытие? Я тоже кое-что выставляю.
– Экспериментируешь с надгробиями? – небрежно спросил Квиллер.
Прежде чем удалиться от дел, Торнтон заправлял семейной мастерской, где изготовляли надгробные памятники, а одно время увлекался историей и составил целое собрание старинных эпитафий.
– Смейся, смейся, – отозвался тот. – Просто мне захотелось занять чем-то руки, вот и купил токарный станок. Поставил его в подвале, теперь обтачиваю на нем всякие деревяшки.
– Стоит посмотреть.
– Приходи на выставку, – пригласил Торнтон. – И деньги не забудь.
Пройдя лесной дорожкой, Квиллер подошел к амбару с восточной стороны. Когда-то и в восточной, и в западной стене имелись огромные ворота, в которые спокойно въезжали возы с яблоками. При перестройке проёмы частично застеклили, вставив в них обычные двустворчатые двери. Парадный вход, через который вы попадали в холл, находился с задней стороны здания, а черный ход, ведущий на кухню, – со стороны фасада.
Подобные странности были в Мускаунти обычным делом, не случайно же столицу округа нередко называли не Пикакс, а Парадокс. Дважды городские власти собирались переименовать ряд улиц, и дважды избиратели решительно восставали против этого. Старая Восточная улица проходила западнее Новой Западной, а Северную Восточную улицу постоянно путали с Западной Южной. Но это вводило в заблуждение лишь приезжих, а вводить в заблуждение приезжих было одним из любимых развлечений жителей Пикакса. |