– Нет. Полиция заподозрила моего прадедушку и увезла его на материк допрашивать.

– Почему? Потому что он перелез через ограду?

– Потому что умел читать и писать. Решили, что опасен.

– Невероятно! Вы уверены, Харриет, что все это - правда?

Она торжественно кивнула.

– Он вёл дневник и все туда записывал. Моя ма его припрятала.

– Я дорого бы дал, чтобы увидеть этот дневник, - сказал Квиллер. «Что это был бы за сюжет! - думал он. - Кусай себе локти, Гомер Тиббит!»

– Моя ма никому дневник не покажет, - отозвалась Харриет. - Она боится - украдут.

– А вы когда-нибудь его видели?

– Только раз, когда была в седьмом классе. Я участвовала в школьной программе к Родительскому дню, вот моя ма и позволила мне его посмотреть. В нём есть что-то странное.

– Например?

– Я помню одну страничку, потому что заучила её для программы: «Август, седьмое. Хороший день. Озеро спокойно. Легкий юго-восточный ветер. Целый день таскал сети. Мэри умерла в родах. Ребёнок, слава Богу, хороший. Август, восьмое. Холод. Облачно. Ветер окреп до северовосточного. В ловушках - три кролика. После ужина похоронил Мэри. У ребёнка колики…» Через несколько дней маяк погас, - заключила Харриет, - а солдаты разрыли могилу.

– Ужасно! - воскликнул Квиллер. - Как мог ваш прадед писать о таком без эмоций?

– Островитяне не плачут. Они лишь делают то, что должны делать, - объяснила Харриет, - и неважно, тяжело это или нет.

Квиллер подумал: «Они ещё и не смеются». И спросил у неё:

– Островитяне были в дружеских отношениях со смотрителями?

– Угу. Праздники вместе отмечали, а деда иногда привозил им свежую рыбу. Они давали ему галеты. Островитяне не могли входить внутрь ограды, зато смотрители могли оттуда выходить.

– После исчезновения смотрителей порядки изменились?

– Ну, верхние продолжали присылать по трое мужчин на эту работенку, только теперь у них были большущие собаки.

– Поздравляю вас, Харриет. Вы излагаете факты, будто видели все своими глазами.

– Я столько раз это слышала, - скромно сказала она.

– Из этого выйдет отличный материал для моей колонки. Не возражаете, если я вас процитирую?

Довольство похвалой сменилось в ней внезапной тревогой.

– Чего это вы выдумываете? Только не про маяк!

– Наоборот, тайна маяка - это самое интересное, - возразил он. - Я впервые слышу такое, хотя уйму документов прочёл по истории округа.

Харриет в досаде закрыла руками лицо.

– Нет! Нет! Об этом нельзя писать! Ничего! Я рассказала о маяке просто потому, что думала - вам лично это интересно. Я не знала…

«Ну почему, - задал себе вопрос Квиллер, - почему люди рассказывают журналистам потрясающие истории или выдают личные секреты, которые не хотят предавать гласности? И почему они так удивляются, когда это появляется в печати? Ну что случилось бы, обыграй я этот сюжет? Исторический материал, полученный из анонимного источника …» А потом подумал: «История с маяком может быть мистификацией. Знает ли она, что это неправда? Это могло быть семейным преданием, выдумкой, призванной хоть как-то объяснить появление сомнительного бронзового диска на территории маяка. А что до дневника, он, вероятно, тоже миф». Харриет же он сказал:

– Приведите мне хоть одну весомую причину, почему мне не следует публиковать историю с маяком. Ваши слова останутся между нами.

– Она наделает беды. Наделает беды в селе. - Она облизала вмиг пересохшие губы.

– Какой беды?

– Вы не знаете, что случилось в День поминовения? По-моему, мистер Эксбридж не допустил, чтобы это попало в газету.