Ни одна картина не превосходила по размерам обычную книгу. Все они представляли собой плоскостные изображения животных на фоне далекого от реальности пейзажа, для которого доктор всегда использовал ярко-зелёную краску с желтоватым отливом и кобальтовую синь. Красные коты и бирюзовые собаки, встав на задние лапы, танцевали друг с другом. Оранжевые утки с пурпурными клювами дружелюбно крякали, глядя друг на друга. В вышине, подобно аэропланам, летали тигры и кенгуру. Это были те самые картины, которые одновременно и изумляли, и забавляли старого мистера Хорнбакла. Объявление, гласившее, что картины продаются по доллару за штуку, подстегнуло Квиллера сбежать вниз на кухню и позвонить в школу, где Милдред Хенстейбл преподавала рисование и домоводство.
– Она на уроке, – сказал бесцветный голос в учительской.
– Это срочно! Звонит Джим Квиллер! Позовите её к телефону! – Он с готовностью называл своё имя, когда это требовалось для дела.
– Одну минуту, мистер Квиллер. Запыхавшаяся учительница рисования взяла трубку.
– Милдред, это Квилл, – сказал он. – Я нахожусь в доме Гудвинтеров на предварительном показе перед распродажей, и здесь есть некоторые вещи, которые тебе надо обязательно увидеть! Когда ты сможешь попасть сюда?
– Я освобожусь через час – урок только начался.
– Сбеги с урока и как можно скорее приезжай сюда! Обещаю, вернешься в школу прежде, чем тебя хватятся. Иди с чёрного хода. Действуй моим именем!
Когда Милдред появилась, они поднялись наверх по лестнице для прислуги, ведущей из кухни. Квиллер объяснил:
– У доктора Гала было тайное увлечение. Он писал картины.
– Господи! – При виде их у Милдред перехватило дыхание.
– Я реагировал точно так же! Они оценены по доллару каждая и никого не заинтересовали. Сто долларов было бы более подходящей ценой. А соответствующая картинная галерея, возможно, заплатила бы и по тысяче. Я ничего не понимаю в живописи, но мне случалось видеть в музеях и более безумные полотна.
– Это современное народное искусство, – сказала Милдред. – Картины прелестны! Они уникальны! Подожди, когда до них доберутся журналы по искусству!
– Подожди, когда в них вцепятся психиатры! Это же Ноев ковчег сумасшедшего.
– Я выбита из колеи, не знаю что сказать, – растерянно проговорила Милдред.
– Возвращайся в свой класс. Мне просто надо было, чтобы кто-нибудь подтвердил мою догадку,
– Что ты собираешься предпринять, Квилл?
– Прежде всего увеличить в сто раз цену на этом объявлении. Затем поставить в известность Фонд К.
Учительница рисования неохотно оторвалась от созерцания этой странной, ни на что не похожей коллекции, и они спустились вниз, где Квиллер вновь стал задавать вопросы: «Вы коллекционируете антикварные вещи?.. Вы перекупщик?.. Видели ли вы когда-нибудь распродажу такого масштаба?.. Что вы собираетесь купить?..»
Во время записи банальных ответов ему попался на глаза лохматый молодой человек с всклокоченной бородой, в джинсах и выцветшей хлопчатобумажной рубашке. Он рассматривал вещицы, находящиеся на столе в задней части первого этажа.
Усы Квиллера ощетинились, он узнал лохматую голову посетителя читального зала публичной библиотеки. С тех пор прошло уже три месяца, но он не сомневался, что это тот самый субъект, который ездил в тёмно-бордовой машине с массачусетсским номерным знаком, зарегистрированной на имя Чарльза Эдварда Мартина. Бородач разглядывал наклейки на старых долгоиграющих пластинках и вертел в руках разные предметы домашнего обихода, затем изучил инициалы на складном серебряном ножике, взял в руки чугунную копилку в форме поросенка и потряс её, но никакого шума не последовало. |