- Кто его знает! Может, хочет потребовать компенсацию с охранников или даже с Полицейского Управления!

    - Не смешите, ей-богу! Он солидный торговец, для него эти десять мешков - капля в море. А вот такая неприличная суета может сильно подмочить репутацию, Он просто сам еще не понял этого, а значит, происшествие и впрямь было для него шоком.

    Я молчал, слушая разговор вполуха. Что-то в этом происшествии зацепило в моем мозгу невидимые крючочки и начало вращать колесики и шестеренки. Я еще толком не понимал, что именно привлекло мое внимание, но уже насторожился. Купец, к сожалению, больше ничего интересного не рассказал. Как и несколько последовавших за ним просителей. Вообще солнце клонилось к закату, толпа просителей поредела, среди зрителей вовсю сновали продавцы пирожков и семечек. День Открытых Дверей явно близился к завершению.

    И тут с улицы донеслась отборная ругань. Ругалась женщина, и, судя по стремительно нарастающей громкости, женщина эта не менее стремительно приближалась к дворцу. Сколившиеся у входа зрители заоглядывались и инстинктивно прянули в стороны. И вовремя! В следующий момент наименее расторопные были сметены с ног, словно кегли. В зал ворвалась настоящая валькирия, как их изображали в древних мифах. Высокая, выше большинства мужчин, сложенная мощно, словно молотобоец, она оглядела зал, мрачно сверкнула глазами и зашагала к трону. Нельзя сказать, чтобы она двигалась очень быстро, но в походке была такая неумолимая целеустремленность, что стражники нервно перехватили мушкеты на изготовку. Однако «валькирия» не собиралась сносить трон или нападать на королевскую чету. Резко остановившись в положенном месте, она выкинула вперед руку и провозгласила трубным голосом:

    - Вот!

    - Ух! - выдохнул Герхард.- Впечатляет!

    - Да уж,- подал голос кардинал.- Мне сразу вспомнился тот момент из Библии, когда Самсон рушит дворец.

    - Что это... - Анна, похоже, совершенно не потеряла присутствия духа.- Вернее, кто это?

    Все присутствующие с интересом разглядывали тщедушного мужичка, которого «валькирия» держала за шиворот в вытянутой руке.

    - Я больше не могу! - вдруг разрыдалась «валькирия», отпуская свою жертву и закрывая лицо руками.- Не могу! Сволочь! Мерзавец!

    Мужичок, к которому явно относились эти нелестные эпитеты, поднялся с пола и, сохраняя остатки достоинства, поклонился королевской чете.

    - Позвольте представиться - Зигфрид...

    Наверное, не мне одному в этот момент пришла в голову мысль, что мифы здорово приукрасили действительность. Впрочем, мужичок продолжил, рассеивая наваждение:

    - Зигфрид Штрипка, к вашим услугам, ваши величества!

    - Э-эм, так что, собственно, произошло, господин Штрипка? Что так расстроило эту женщину?

    - Это моя жена - Генриетта. На самом деле сущий пустяк и недоразумение, ваше величество! Не стоит вашего внимания! Просто женщины все так драматизи...

    - Сволочь! - Рука, которая могла бы конкурировать по мускулистости даже с рукой Андрэ, метнулась к несчастному, и тот, закатив глаза, мешком повалился на пол.- Пьянь!

    - Ну вот, я уже боялся, что будет скучно,- прокомментировал начальник полиции.- А тут убийство.

    - Да нет, живой,- не очень уверенно возразил Герхард.- Она его вроде открытой ладонью шлепнула... О, смотри - шевелится! Значит, живой.

    - Может, это судороги?

    - Ваше величество,- утирая слезы, наконец заговорила Генриетта,- это же невозможно так жить! Когда я выходила за этого пропойцу, он был вполне приличным человеком! Употреблял, конечно, но только по праздникам.