|
Иэн сжал кулаки, и если бы Элинор в этот момент обернулась, то увидела бы, как неестественно побледнело его лицо. Но она не обернулась. Она не выдержала – присутствие друга, радостный вечер с детьми, совсем как при жизни Саймона, молодое обнаженное тело Иэна, которое напомнило ей об утерянном счастье, все это вместе вдруг обрушилось на нее лавиной безысходности и горя, и она закрыла лицо ладонями. Иэн видел, как содрогаются ее хрупкие плечи, слышал, как безуспешно она пытается подавить рыдания…
Душа Элинор страдала, и дело было не только в том, что ее дети остались сиротами. Ей стало стыдно – не следовало перекладывать собственные проблемы на плечи верного друга, у которого – она это хорошо поняла – было немало собственных. Вот только если бы Иэн смог предложить какую то кандидатуру на роль опекуна Адама!.. – Давай отложим ненадолго проблемы Адама, – неожиданно сухо сказал Иэн. Элинор сжала губы и вытерла лицо, совсем мокрое от слез. Она не могла требовать чего либо от Иэна. Она не могла ничего требовать ни от какого другого человека, за исключением своих вассалов, а лучшие из них, самые преданные и верные, уже умерли. Да, их сыновья беспрекословно подчинялись Саймону, но она не знала, станут ли они столь же охотно выполнять ее приказы. В любом случае Иэн ей ничем не был обязан. Элинор гордо, с вызовом тряхнула головой и прямо глянула в глаза Иэну. – Разумеется. Если ты сможешь чем нибудь помочь, я буду признательна. Если нет, я не стану упрекать тебя, ни у кого нет причин помогать мне… Да и необходимости в этом нет, – как можно весело сказала она. – Давай я лучше подолью тебе немного вина, и ты расскажешь мне, что привело тебя в Англию, а потом… – У кого нет причин помогать тебе? У меня?! Нет причин помогать тебе? Да ты знаешь, кем для меня был Саймон?! – Я знаю, что ты служил его оруженосцем и он нежно любил тебя, но я не могу требовать… – Саймон сделал меня человеком. Он никогда не рассказывал тебе об этом? Да, конечно, я думаю, он не стал бы рассказывать. Мой отец был… Я не знаю, как это назвать. Он убил мою мать – забил до смерти. Он мучил и убивал ради забавы. Ты знаешь, у меня нет детских воспоминаний – впрочем, есть два. Я помню, как отец убил кнутом моего старого пони, потому что тот уже не мог работать и потому что я – он так сказал! – оказался слишком мягок к бесполезному животному. И я помню, как мать умерла. А остальное – пустота. То, что он творил на своих землях, я узнал не так давно, прочитав об этом записи в королевской канцелярии. Не то чтобы я был слишком мал, чтобы запомнить, мне было четырнадцать, когда Саймон пришел набирать рекрутов на наших землях… – Ох, Иэн… прости, я не знала… «Так вот почему, – подумала Элинор, – так вот почему Иэн никогда ни в чем не отказывал детям, не мог выносить, когда они плачут или даже грустят. Он хорошо помнил, что такое страдание – слишком хорошо знал! – и ценил доброту…» – Нет ничего, чего я не сделал бы ради Саймона, но я так для него ничего и не сделал. Он никогда бы мне не позволил расплатиться с долгом, – с горечью сказал Иэн. – Потому что это вовсе не долг. Он любил тебя, я знаю, но все, что он сделал для тебя, было сделано лишь потому, что сам Саймон считал это правильным. Он делал это не для тебя, а потому, что иначе поступать просто не умел. Следовательно, ты ему ничем не обязан. – Земли моего отца были конфискованы, но Саймон уговорил короля вернуть земли матери – а они составляли большую часть моего наследства. – Потому что это было справедливо, – продолжала настаивать Элинор. – Потому что, какое бы зло ни творил твой отец, не ты же виновен в его поступках! Иэн отмахнулся, будто хотел прекратить нелепые попытки его утешить. |
