Еще бы Золотареву не помнить Самохиных! Не водилось на деревне мужика злее и привязчивее дядьки Тихона, случая, бывало, не пропускал, чтобы не подковырнуть, не подразнить отца. Немало слез по Тихоновой милости выплакала золотаревская мать. Младшего из Самохиных, правда, он помнил смутно, сказывалась разница в возрасте, но, даже если бы и помнил, восторга от этой памяти не испытал бы: слишком болезненным оставалось для него всё, связанное с Сычевкой.

— Да, да, помню, — сухо отрезал он, заранее предупреждая любые попытки панибратства со стороны непрошенного земляка. — Ты лучше скажи мне, как ты его, катерок свой, на месте удержишь, волна, видел, какая?

Парень заметно угадал его состояние, но оказался умеу — не обиделся:

— Поставлю носом против волны, запущу на всю катушку, якорек сброшу, устоим как-нибудь, товарищ начальник.

Сдержанная деликатность Федора понравилась Золотареву, но он предпочел всё же держать дистанцию — так оно было надежнее:

— Ладно, отправляйся к себе на борт, держи вахту, только учти, я ухожу последним. — Но на прощанье смягчился, бросил вдогонку. — Держи сычевскую марку!

Кадровик прямо-таки засветился Федору вслед, будто собственное произведение издалека рассматривал:

— Хорош парень, ничего не скажешь! — И, снова увязываясь за выходившим Золотаревым, деловито утвердил: — Я с вами.

— Утрясите лучше возможные недоразумения с японцами. — Золотарев был рад отвязаться от настырного горбуна. — Хотят они эвакуироваться или нет?

— Пусть сами выкручиваются, своих вывезти бы, — отмахнулся было тот, но, перехватив нетерпеливый взгляд Золотарева, ослушаться не посмел. — Как знаете, товарищ Золотарев, как знаете, только к чему бы вам это? Поворачиваясь, чтобы идти, он въедливо прищурился. — Может, уже и там землячки отыскались?

В самой походке уходившего горбуна угадывалась угроза и предупреждение, но Золотареву уже было не до него. Стоя сейчас на площадке перед управлением, он зорко обозревал панораму происходящего: дымное пламя поверх ревущей сопки, каменная шрапнель над поселковыми крышами, людские ручейки, стекающие по дорогам и тропам к берегу вокруг пирса. Но в кажущемся вокруг хаосе уже заметно проглядывался определенный порядок, механизм власти срабатывал медленно, но неуклонно: пожары становились кратковременней, разноголосица умеренней, людское передвижение строже. «Только попусти, — удовлетворенно успокаивался он, — сами не заметят, как передушат друг друга».

Полина появилась рядом с ним неожиданно, с медицинской сумкой через плечо, застегнутая на все пуговицы демисезонного пальто, из-под которого торчал белый воротничок ее халата.

— Иду вот, зовут, там у одной, — Полина кивнула вниз, по направлению к берегу, — схватки начались. Вот уж не ко времени! — В ожидании ответа она искоса взглянула на него, но он отвел глаза. — Вам бы тоже пора туда, всего не усторожишь.

— До погрузки нельзя, Полина, на ваших здешних вахлаков, сама знаешь, надежды мало, самому надо до конца проследить. — Он легонько и ласково подтолкнул ее под локоть к дороге. — Иди, там тебя ждут, скоро увидимся.

С неожиданной для себя благодарной нежностью проследил Золотарев, как та послушно тронулась с места и, неуверенно спускаясь к дороге, то и дело оборачивалась к нему, будто ждала, что он еще передумает, задержит, но, так и не получив ответа, более не оборачивалась. И долго еще белый воротничок ее халата, торчавший из-под пальто, мельтешил впереди, пока она совсем не скрылась за срезом спуска.