Иркутск встретил их сонной тишиной и уличной безмятежностью. Жара загнала всякую жизнь в спасительную прохладу навесов, контор, подслеповатых пятистенников. Деревянный, более, чем наполовину, город струился вверх знойным, чадного цвета маревом. Асфальт в центре города плавился под ногами.

Мозговой неутомимо таскал Федора за собою по городским учреждениям, выталкивал его впереди себя, гудел сзади:

— Войдите в положение, товарищи, эшелоны спешат на трудовой фронт, правительственное задание первоочередной важности: освоение земель, освобожденных от японских захватчиков. Каждый день на вес золота, стоять нет никакой возможности, прошу вашего командного содействия…

Их долго пересылали от одного к другому, затем к третьему, откуда они шли еще дальше, где им тоже отказывали, пока, наконец, некий разомлевший от жары обкомовский весельчак в бурятской тюбетейке не надоумил их:

— Даю координаты, только, чур, не выдавать. Прием?

Мозговой сделал понятливую стойку:

— Вас понял.

— Сегодня в городе ваше руководство, начальник главка Золотарев, сыпьте к нему, как-никак у него прямой провод с самим, понятно? Прием?

— Где? — громким шепотом выдохнул Мозговой.

— Может, тебе его еще на дом доставить? — лениво хохотнул тот. — Всё, отключаю связь…

Наступало время обеда, и они завернули в ближайшую чайную, где за парой пива Мозговой изложил Федору план дальнейших действий:

— Этого надо на другой крючок брать, орденами его не проймешь, у него своих мешок. Для него у меня новая наживка имеется, он ведь, Золотарев этот, ваш, я слыхал, тульский, а у нас вашего брата, землячков его, пол-эшелона, не считая тебя. Забросим, наверняка клюнет. Кому перед своими орлом быть не хочется? Тут я тебя про запас беру, на случай сгодишься.

— Его еще найти надо, — попытался было остудить спутника Федор. Курочка в гнезде, а яичко сам знаешь, где.

— Найти-то я его найду, тоже мне город — полторы деревни, главное, чтобы клюнул, иной раз и срывается. — Он вдруг как-то странно, словно бы издалека, взглянул на Федора. — Может, Золотарев этот с тобой из одной деревни, солдат, а, чем чёрт не шутит?

Федор поспешил отмахнуться:

— У нас в Узловой Золотаревых, как собак нерезаных, не меньше полрайона…

Зачем было, в самом деле, этому Мозговому знать или даже догадываться, что Федор не только хорошо помнил семью, из которой вышел Илья Золотарев, но также мог поведать о своем теперешнем начальнике многое такое, о чем тот и сам, наверное, давно забыл или, во всяком случае, постарался забыть! Замкнутый мирок деревни обычно долго хранит в общественной памяти позор и славу своих односельчан, тем более тех, кто сумел подняться наверх. Оттого-то Золотарев, давным-давно оперившись в большие орлы, не спешил покрасоваться полученным оперением в родной деревне, а объезжал ее по возможности окольными дорогами: не было там охотников привечать его.

«Попробуй, брат, попытай счастья, — мысленно понапутствовал Федор спутника, — только вряд ли выгорит!»

А вслух сказал:

— Ты с начальством знаешь, как разговаривать, тебе и карты в руки, действуй!

Прежде чем пуститься в решительное предприятие, уполномоченный снова распределил роли:

— Теперь, солдат, будешь прикрывать тыл, смотри и учись, под старость — кусок хлеба. Первым делом — в рыбхоз, это его епархия, значит, должны знать, но сперва — в парфюмерный, бабы в таком деле — великая сила, следуй за мной, солдат! Дави на весла!

В три броска — справочное бюро, парфюмерный магазин, областное управление рыбхоза — они заняли исходную позицию около приемной управляющего, после чего спутник сделал Федору знак оставаться на месте, а сам скрылся за дверью.