Я пришел сюда. — Очевидно, Шиверс не любил приукрашивать факты.
— Пришел зачем?
— Ищу девятипалого человека.
Коска пожал плечами.
— Ты мог бы отрезать один Димбику, и прекратить поиски.
Димбик начал фыркать и извиваться, связанный своей собственной перевязью, Шиверс погрузил кончик ножа в его шею и вернул на стол.
— Это конкретный девятипалый, которого я ищу, — донесся его скрипучий голос, без намека волнения. — Слышал слух, что он может быть здесь. У Черного Кальдера есть к нему счет. Поэтому и у меня.
— Мало ты счетов оплатил в Стирии? Месть плоха для бизнеса. И для души, а, Темпл?
— Так я слышал, — сказал юрист, видимый лишь краем глаза Димбика. Как Димбик ненавидел этого человека. Всегда соглашается, всегда одобряет, всегда выглядит, будто он знает лучше, но не говорит.
— Оставлю душу священникам, — донесся голос Шиверса, — а бизнес торговцам. Счета я понимаю. Блядь! — Димбик хныкнул, ожидая конца. Раздался звон, вилка северянина упала на стол, яйцо расплескалось по полу.
— Вот увидишь, двумя руками легче. — Коска махнул наемникам у стен. — Господа, вы свободны. Шиверс старый друг, и ему не причинят вреда. — Всевозможные луки, клинки и дубины понемногу опустились. — Допускаешь ли ты, что можешь теперь освободить капитана Димбика? Один умрет, и остальные не успокоятся. Как утята.
— В утятах больше боевого духа, чем в этой толпе, — сказал Шиверс.
— Они наемники. Драка — последнее, что у них на уме. Почему бы тебе не присоединиться? Это было бы как в стары добрые времена. Товарищество, смех, волнение!
— Яд, предательство, жадность? Я понял, что лучше работаю один. — Давление на шею Димбика внезапно ослабло. Он, кашляя, вдохнул, когда его подняли за воротник и швырнули, крутясь, через комнату. Его ноги беспомощно ударились, когда он врезался в одного из своих ребят, и они, запутавшись, упали под стол.
— Я дам тебе знать, если натолкнусь на любого девятипалого человека, — сказал Коска, упирая руки в колени, обнажая желтеющие зубы и поднимая себя на ноги.
— Дай. — Шиверс спокойно начал резать мясо ножом, который только что был готов закончить жизнь Димбика. — И закрой дверь, когда будешь выходить.
Димбик стоял, тяжело дыша, касаясь одной рукой раны, оставленной на его горле, и свирепо глядя на Шиверса. Он с огромной радостью убил бы это животное. Или по крайней мере отдал приказ убить его. Но Коска сказал, что никто не причинит ему вреда, и Коска, к добру или худу — хотя скорее к худу — был его командующим офицером.
В отличие от остальных из этой дряни, Димбик был солдатом. Он серьезно воспринимал такие вещи, как уважение, повиновение и устав. Даже если больше никто не воспринимал. Особенно потому что никто не воспринимал. Он вернул измятую перевязь на место, чувствуя отвращение оттого, что потертый шелк был выпачкан в яйце. Какой прекрасной была когда-то эта перевязь. Никто не знает. Он скучал по армии. Настоящей армии, а не этой извращенной насмешкой над военной жизнью.
Он был достойнейшим в Компании, и его подвергали презрению. Давали минимальную власть, худшие задания, жалкую долю добычи. Он выправил свой обветшалый мундир, достал расческу и причесался, затем широким шагом покинул сцену своего позора и вышел на улицу с самым подтянутым видом, какого мог достичь. |