Изменить размер шрифта - +
Он выправил свой обветшалый мундир, достал расческу и причесался, затем широким шагом покинул сцену своего позора и вышел на улицу с самым подтянутым видом, какого мог достичь.
      В приюте безумных, как он полагал, нормальный человек будет выглядеть психом.
      Сафин чуял дым в воздухе. Это возвращало его к воспоминаниям о других битвах, много лет назад. Битвам, в которых необходимо было сражаться. Или так сейчас казалось. Он ушел от сражений за свою страну, к сражению за друзей, за его жизнь, за выживание, за… за что бы то ни было. Люди, пытавшиеся уничтожить сторожевую башню, бросили это дело, и теперь сидели с мрачным видом, передавая друг другу бутылку. Инквизитор Лорсен стоял рядом, еще мрачнее.
      — Ваше дело с торговцем закончено? — спросил Коска, спускаясь по ступеням постоялого дома.
      — Закончено, — отрезал Лорсен.
      — И что открылось?
      — Он умер.
      Пауза.
      — Жизнь это море печалей.
      — Некоторые не могут выдержать суровый допрос.
      — Осмелюсь заметить, моральный распад приводит к слабостям сердца.
      — Итог тот же, — сказал Инквизитор. — У нас есть список Наставника с перечнем поселений. За этим идет Лоббери, затем Аверсток. Собирайте Компанию, генерал.
      Брови Коски нахмурились. Это было самое сильное беспокойство, что Сафин увидел на его лице за день.
      — Можем мы, по крайней мере, остаться на ночь? Отдохнуть, насладиться гостеприимством местных…
      — Новости о нашем прибытии не должны достигнуть повстанцев. Праведные не могут задерживаться. — Лорсен умудрился сказать это без тени иронии.
      Коска надул щеки.
      — Праведные работают без устали, не так ли?
      Сафин почувствовал иссушающую беспомощность. Он с трудом мог поднять руки, он внезапно так устал. Если б только здесь был праведный человек, на которого можно опереться, но единственным таким был он сам. Достойнейший в Компании. Он не гордился этим. У лучшего опарыша в помойке было бы больше оснований для гордости. Он был единственным человеком здесь с остатками совести. За исключением Темпла, пожалуй. И Темпл проводил каждое мгновение бодрствования в попытках уверить себя и окружающих, что совести у него нет совсем. Сафин наблюдал за ним, он стоял немного позади Коски, немного ссутулившись, как если он прятался, пальцы откручивали пуговицы рубашки. Человек, который мог быть всем, боролся ни за что. Но посреди этой глупости и разрушения, растрата потенциала одного человека вряд ли стоила замечания. Мог ли Джубаир быть правым? Был ли Бог мстительным убийцей, наслаждающийся разрушением? В тот момент было сложно доказать обратное.
      Здоровый Северянин стоял на крыльце перед Мясным Домом Стафера и наблюдал, сжимая поручни огромными кулаками, как они садятся на лошадей, и полуденное солнце сверкало в мертвом металле шара глаза.
      — Как вы это опишете? — спрашивал Темпл.
      Сворбрек хмурился, глядя в записную книжку, его карандаш завис, затем он осторожно закрыл ее.
      — Я могу умолчать об этом эпизоде.
      Сафин фыркнул.
      — Надеюсь, вы о многом умолчите.
      Хотя, следовало признать, Компания Милосердной Руки вела себя в этот день необыкновенно сдержанно.
Быстрый переход