Спустились этажем ниже, остановились возле окна, там, где на подоконнике стоит полная окурков банка из под консервов. Не позволяют жены курить в комнатах, выгоняют на лестницу, вот и приспособили куряки минипепельницу.

– Все же, что произошло?

– А то, что не получилось из нас преуспевающих бизнесменов. Ты оказался прав, я – полный, законченный идиот. Сказать большего не могу – нет времени, каждая минута на счету. Сейчас вместе с Машей побросайте в чемодан вещицы первой необходимости и исчезайте. Лучше всего – на Украину, к детям. По пути загляни в банк, сними все наши деньги. Одну треть переведи мне, адрес сообщу телеграммой – сам еще толком не знаю куда подамся… На все про все отведено не больше часа. Думаю, столько понадобится Красуле, чтобы опомниться и нацелить на нас с тобой своих мордоворотов. Учти, обстановка кровью пахнет…

Савчук несколько раз пытался перебить друга, узнать большее, но Федоров пресекал его попытки одной фразой: нет времени. В конце концов, Фимка смирился, только поддакивал и мотал все еще сонной головой.

Убедившись в том, что его советы приняты, а предостережения учтены, Михаил поехал в больницу.

Бабушка регистраторша, несмотря на ранее время, была уже на посту, охраняя учетную пухлую книгу. Посетителя она узнала сразу, хотя мимо ее окошечка проходит не один десяток людей.

– Вы? Не уехали? Или обманули меня?

На лице старушки – обиженное выражение, будто у ребенка, которому пообещали за тарелку манной каши солидное «вознаграждение», но когда он насытился, о «гонораре» позабыли.

– Что вы, разве можно обмануть такую добрую женщину? – Федоров неуклюже подбросил изрядно потертый комплимент. – Просто так сложились обстоятельства. Я ведь бизнесмен, как раньше говорили, торгаш, а у торгашей ситуация ежеминутно меняется… Вот и пришлось задержаться. Как еще раз не навестить друга?

– Но официальные посещения больных только после четырех, – заколебалась регистраторша, которой очень хотелось помочь симпатичному мужчине. – Тем более, через два часа – врачебный обход…

– Я уложусь в несколько минут, – пообещал Михаил. – У больного Засядько серьезно заболела жена, в поликлинике настаивают на операции. Вот она и попросила меня встретиться с мужем и получить его «добро». Женщины вообще – слабые, нерешительные создания, им всегда требуется мужская поддержка. Вы, похоже, выгодно отличаетесь от остальных – способны принимать решения, не спрашивая ни у кого разрешения…

Отставник наслаивал комплимент на комплимент, фантазировал, красочно изображая страдающую жену больного, его беззащитных детей. Можно, конечно, подождать до четырех, но согласие на операцию супруга Засядько должна дать до десяти утра, иначе все сорвется…

В конце концов, регистраторша не выдержала – пропуск оказался в руках Федорова. Охранники мельком поглядели на посетителя, отобрали разрешение и кивнули – проходи, не задерживай.

Поршень играл с одноногим соседом в подкидного, смеялся, подшучивал, короче, был в превосходном настроении. Увидев Федорова, помрачнел. Смешал карты, поднялся. Одноногий тут же завалился на подушку, достал из под нее все ту же потрепанную книжицу. Будто проинформировал: ничего не вижу и не слышу, можете секретничать.

– Пойдем, поговорим, – предложил Михзаил, кивая на простыную занавеску и выразительно косясь на читающего соседа. – Есть серьезный разговор…

– Побазарить желаете, ваше степенство? – картинно поклонился Засядько. – Ну, что ж, ежели начальство приказывает, подчиненные должны выполнять. Что в армии, что на гражданке – одинаковые законы…

Зачем пристал к нему этот человек, что ему нужно от рядового киллера? Непонятное раздражение охватило Поршня, поэтому он и кривлялся, с трудом удерживался от черного мата.