Он снова шлепнул Джерти, отказываясь расставаться с веселым настроением. Взяв в одну руку чашку с кофе и тарелку, он зашагал по длинному холлу просторного старого особняка в обитый дубовыми панелями кабинет в противоположном крыле.
Хотя состояние семейства измерялось теперь восьмизначной цифрой, приобретенные за долгую жизнь привычки не сдавали позиций: Липпинкотт по прежнему ел быстро, словно иначе ему придется с кем то поделиться. Проглотив завтрак, он отставил тарелку и, прихлебывая кофе, взялся за бумаги, аккуратно сложенные на столе.
Лэм мертв. Ему была поручена зарубежная миссия по установлению торговых связей с Красным Китаем для поддержания доллара, но он погиб.
Он не должен был умирать, подумал Липпинкотт. Это не входило в планы.
В 9 утра началась его первая за день деловая встреча. Сняв пиджак и закатав рукав, Элмер Липпинкотт старший повторил то же самое посетительнице.
– Смерть Лэма не входила в мои планы, – сказал он.
Доктор Елена Гладстоун кивнула и приготовила шприц.
– Несчастный случай, – сказала она. – Это иногда происходит, когда ставится медицинский эксперимент.
На докторе Гладстоун был твидовый костюм и рыжая блузка. Четыре верхних пуговицы на блузке были расстегнуты. Она извлекла из потертого кожаного саквояжа пузырек с прозрачной жидкостью.
– Может быть, нам следует все это прекратить? – спросила она.
– Сам не знаю, – ответил он. – Возможно.
– Ничего, – сказала доктор Гладстоун, – можете простить и забыть. Никто ничего не узнает.
– Нет, черт возьми! – прорычал Липпинкотт. – Я все знаю. Будьте осторожнее!
Доктор Гладстоун кивнула. Ее белоснежные зубы казались жемчужинами на фоне несильного загара, волосы горели огнем.
– Не волнуйтесь, – сказала она. – Дайте мне набрать шприц. Надеюсь, все идет хорошо?
– Моя жена чувствует себя прекрасно. Ваш напарник, доктор Бирс, неотлучно находится при ней.
– А как ваше самочувствие?
Он со смехом потянулся к ее груди. Она отпрянула, и его рука ухватила воздух.
– Елена! – взмолился он. – Я во всеоружии, как бодливый козел.
– Неплохо для мужчины вашего возраста, – сказала она, наполняя шприц бесцветной жидкостью из пузырька.
– Неплохо? Нет, для мужчины моего возраста это просто отлично!
Она взяла его за левую руку и протерла участок кожи смоченным в спирте ватным тампоном. Готовясь сделать ему укол, она говорила:
– Помните, что делясь своей радостью со всеми доступными вам половозрелыми женщинами, вы более не стреляете наугад. Соблюдайте осторожность, иначе наплодите столько Липпинкоттов, что больше не будете знать, что с ними делать.
– Мне бы одного, – сказал он. – И довольно.
Он улыбнулся, когда игла проткнула кожу, представляя себе, как по его жилам разливается здоровье и довольство жизнью. Доктор Елена Гладстоун вводила ему препарат неторопливо; засосав в шприц кровь, она ввела ему в руку получившийся раствор.
– Вот и все, – сказала она, убирая иглу. – Вы в порядке еще на две недели.
– Знаете, я могу пережить вас, – сказал ей Липпинкотт, спуская рукав.
– Возможно, – сказал она.
Он застегнул пиджак на все три пуговицы. У Елены Гладстоун красивая грудь. Странно, что он не замечал этого раньше. Ножки и бедра тоже ничего себе. Не пытаясь скрыть свои намерения, он подошел к двери и запер ее на два замка.
Повернувшись, он увидел на лице доктора Гладстоун широкую улыбку. У нее был большой соблазнительный рот, полный чудесных зубов, и притягательная улыбка. Мужчине трудно устоять перед такой улыбкой, и она почувствовала это. Она сама стала расстегивать блузку, но Элмер Липпинкотт старший не отпустил ей на это времени. |