Наверху, в спальне Элмера Липпинкотта, проснулась его жена Глория. Сначала она сладко потянулась, потом открыла глаза. Посмотрев направо и не обнаружив рядом мужа, она взглянула на часы на мраморном прикроватном столике. Потом она с улыбкой потянулась к кнопке радом с часами.

Спустя 20 секунд в спальню вошел через боковую дверь высокий зеленоглазый брюнет в спортивной майке и синих джинсах.

Глория Липпинкотт устремила на него выжидательный взгляд.

– Заприте двери, – распорядилась она.

Он запер все двери и замер.

– Обследуйте меня, доктор, – сказала она.

– Для этого я здесь и нахожусь, – ответил доктор Джесс Бирс, широко улыбаясь.

– Изнутри, – уточнила Глория Липпинкотт.

– Конечно, – сказал он. – Для этого я здесь и нахожусь. – Он шагнул к ней, спуская джинсы.

Элмер Липпинкотт застегнул молнию на штанах и опять надел пиджак.

– Вы совсем как молодой, – сказала ему доктор Елена Гладстоун. – Ммммммм....

– А как же! Спасибо здоровому образу жизни, диете и...

– Хорошей дозе любовного раствора из лаборатории «Лайфлайн», – закончила за него рыжая докторша, вставая с дивана и оправляя юбку.

– Я щедро жертвую деньги на благотворительность, – сказал Липпинкотт. – Но ваша лаборатория – первая, отплатившая мне добром за мою щедрость.

– Нам только приятно оказать вам услугу.

На столе у Липпинкотта зазвенел внутренний телефон. Он поспешно схватил трубку.

– Я думаю о тебе, дорогой, – сказала Глория Липпинкотт.

– А я – о тебе. Как самочувствие?

– Превосходно, – ответила жена, борясь со смехом.

– Что тебя развеселило? – поинтересовался Липпинкотт.

– Доктор Бирс. Он меня обследует.

– Все в порядке?

– В полном порядке, – ответила Глория.

– Чудесно, – сказал Липпинкотт. – Делай все, что скажет доктор.

– Можешь не сомневаться, – сказала Глория, – я сделаю все, что он мне скажет.

– Хорошо. Увидимся за обедом.

– Пока, – пропела Глория и повесила трубку.

– Славный парень этот доктор Бирс, – сказал Липпинкотт Елене Гладстоун. – Не отлынивает от работы.

– За это мы ему и платим, – ответила Елена, отвернувшись от старика, чтобы скрыть усмешку, и застегивая блузку.

Начало аллеи, ведущей к обширному имению Липпинкоттов, караулили охранники. У толстых железных ворот в каменной стене в 12 футов высотой дежурила охрана. Охранники бродили вокруг самого дома, за дверью тоже околачивались двое. Один из них позвонил Элмеру Липпинкотту в кабинет, чтобы сообщить о прибытии Римо и Чиуна. Второй повел их по холлу, увешанному оригиналами кисти Пикассо, Миро и Сера, разбавленными гуашевыми миниатюрами Кремонези.

– Какие уродливые картинки! – заметил Чиун.

– Бесценные произведения искусства! – возразил охранник.

Чиун взглядом уведомил Римо о своем мнении об охраннике как о человеке, лишенном вкуса, а то и разума, от которого следует держаться подальше.

– Хорошие картины, – сказал Римо. – Особенно если тебе по душе люди с тремя носами.

– У нас в деревне тоже был художник, – сообщил Чиун. – Вот кто умел рисовать! Волна у него получалась, как настоящая волна, дерево – как дерево. Вот что такое искусство! Но он превзошел себя после того, как я убедил его не терять времени на волны и деревца и заняться делом.

– Сколько твоих портретов он написал? – спросил Римо.