За спиной у Кэла Алекс крепил руку к его поясу.

– За своей дурной репутацией они скрывали преданность принципам, которая даже не снилась их сильнейшим врагам. Вот за это я их уважаю и восхищаюсь ими. Но… – Макгоуэн помолчал и добавил: – Тебе до них далеко.

София напряглась, ожидая реакции Кэла. Прищурив глаза, Макгоуэн пристально смотрел Кэлу в глаза. А затем спросил:

– Или нет?

Не отводя взгляда от Макгоуэна, Кэл практически выхватил из рук Алекса устройство для эпидуральной анестезии. Алекс удивленно посмотрел на Софию, она дала знак не вмешиваться.

– Давай проверим, – сказал Кэл.

Он ощутимо вздрогнул, но и только, когда сам приложил устройство к основанию черепа.

«Я знаю, как это больно, Кэл. И в первый раз ты кричал от боли».

С механическим жужжанием рука подняла Кэла в воздух. В этот раз его тело было расслаблено, он спокойно реагировал на подготовку к испытанию. Набрав нужную высоту, рука чуть дернулась вниз, занимая позицию готовности.

Уже привычным движением Кэл выдвинул скрытые клинки. С обнаженной грудью и лицом решительным, даже жестоким, он больше походил на Агилара, нежели на Каллума Линча.

«Что, если это так и есть?»

– Начинаем регрессию, – объявил Алекс, заняв свое рабочее место.

София прошла к центру зала, откуда обычно руководила экспериментом. Она подняла голову и посмотрела на Кэла, он перехватил ее взгляд, и его лицо чуть заметно смягчилось.

Жизнь не дала Софии возможности научиться доверять людям, выражать сердечное тепло. Но ей хотелось что-нибудь сказать Кэлу, поблагодарить за сотрудничество, заверить его, что он сделал правильный выбор для себя и всего человечества… для тамплиеров… и ассасинов.

Слова переполняли ее, но она никак не могла открыть рот и произнести нужные. Наконец голосом хриплым, дрожащим выдавила:

– Это дело всей моей жизни.

Кэл смотрел на нее по-доброму, но без улыбки.

– Нет, моей жизни, – сказал он.

Она продолжала смотреть на него с восхищением, страхом, радостью и напряженным нетерпением, пока он не ушел в прошлое.

Горели десятки костров, и густой черный дым поднимался в небо, смешиваясь с желтоватой пылью. Мириады зажженных тамплиерами адских огней вершили свою жестокую работу: выгоняли спрятавшихся в потайных местах врагов, разрушали их жилища, уничтожали их семьи и все, что им было дорого, словно только это могло принести победу.

Великий город, окруженный стеной, вынужден был сдаться, дорого заплатив за упрямство. Тамплиеры прекратили резню мавров, но алые потоки по-прежнему заполняли улицы – это красные плащи рекой текли к Альгамбре, чтобы провозгласить свою окончательную победу.

В середине этой реки, в окружении рыцарей и солдат, ехал отец Томас де Торквемада. Он прямо сидел в седле, и самодовольная улыбка играла на его лице. Как всегда, рядом с ним черной громадой возвышался Охеда.

На самом верху самой высокий башни Мавританского дворца притаились Агилар и Мария и молча наблюдали, как приближается враг. Они знали, что где-то в этом море тамплиеров под строгим присмотром везут закованного в цепи принца Ахмеда. Они знали, что скоро свершится темная сделка, оплаченная болью и предательством, а также сотнями, если не тысячами, человеческих жизней.

Вдруг Мария встрепенулась и завела руки за голову.

– Во имя Кредо, – сказала она.

Агилар повернулся к ней, в руке у нее лежала подвеска, доставшаяся ей от родителей.

Она протянула ему украшение.

Медленно, неохотно Агилар поднял руку, и подвеска опустилась ему в ладонь.