Мой старик медленно произнес:

— Если бы Аристид Леонидис прожил еще хотя бы сутки, у Роджера все было бы в порядке, но он не прожил эти двадцать четыре часа. Он умер скоропостижно и драматично.

— Гм-м. Вы думаете, что кто-то из домашних хотел, чтобы Роджер обанкротился? — спросил Тавенер. — Кто-нибудь, у кого были противоположные финансовые интересы? Это, по-видимому, маловероятно.

— Как обстоят дела с завещанием? — спросил отец. — Кто теперь унаследует деньги старого Леонидиса?

Тавенер горестно вздохнул.

— Вы ведь знаете этих юристов. От них невозможно получить четкий ответ. Существует прежнее завещание, которое было написано им, когда он женился на второй миссис Леонидис. Согласно тому завещанию, он оставляя ту же сумму жене, значительно меньшую — мисс де Хэвиленд, а остальное делилось поровну между Филипом и Роджером. Я было подумал, что если новое завещание оказалось неподписанным, то в силу вступит старое, однако, по-видимому, все это не так просто. Прежде всего составление нового завещания аннулирует предыдущее, и существуют свидетели его подписания и «намерения завещателя». Нельзя с уверенностью сказать, как решится вопрос, если окажется, что старик умер, не оставив завещания. По-видимому, его вдова получит все наследство целиком… или по крайней мере пожизненное право распоряжаться всем наследством.

— Таким образом, если завещание исчезло, наиболее вероятную выгоду от этого получает Бренда Леонидис?

— Да. И если тут была какая-то махинация, то, по всей вероятности, инициатором всего этого фокуса была она. Однако, хотя совершенно очевидно, что какое-то надувательство имело место, сколько я ни пытался разобраться в этом, не могу понять, каким образом это было сделано.

Я тоже не понимал этого. Наверное, мы оба были и впрямь невообразимо глупы. Но не следует забывать о том, что тогда мы рассматривали ситуацию с неправильно выбранной позиции.

Глава XII

Когда Тавенер ушел, мы некоторое время молчали.

Потом я спросил:

— Отец, а какие бывают убийцы?

Мой старик задумчиво посмотрел на меня. Мы с ним так хорошо понимаем друг друга, что ему было совершенно ясно, о чем я думал, когда задавал этот вопрос. Он ответил мне очень серьезно:

— Понимаю… Сейчас тебе очень важно знать это… убийство слишком близко коснулось тебя. Ты уже не сможешь относиться к нему как посторонний.

Меня всегда интересовали — чисто по-любительски — некоторые из наиболее увлекательных «дел», которыми занимался Департамент уголовного розыска, однако, как говорил мой отец, я проявлял интерес с позиции постороннего наблюдателя… так сказать, рассматривая происходящее, как будто витрину магазина с улицы. Однако в данном случае убийство стало доминирующим фактором в моей жизни, причем следует признать, что София поняла это значительно раньше, чем я.

Тем временем мой старик продолжал:

— Мне кажется, с этим вопросом ты обращаешься не совсем по адресу. Я мог бы свести тебя с парочкой занудных психиатров, которым мы время от времени поручаем кое-какую работу. Вот у них все это разложено по полочкам. Или же Тавенер мог бы просветить тебя, так сказать, с точки зрения практика. Но, насколько я понимаю, тебе хотелось бы услышать мое личное мнение, основывающееся на моем опыте работы с преступниками?

— Ты правильно меня понял, отец, — сказал я с признательностью.

Отец задумчиво начертил пальцами кружок на крышке письменного стола.

— Какие бывают убийцы?.. Некоторые из них — на его лице появилась слабая, несколько меланхолическая улыбка, — были людьми во всех отношениях приятными.